Делай, что должно - Маргарита Нерода
— Именно она.
— Значит, у вас с товарищем Чавадзе все получится! Все правда будет хорошо. Я так и Ане сегодня говорила, она волнуется, хотя мне и не показывает. А я точно знаю, что все получится. Вот, я вам специально нарисовала!
Она скользнула быстро и неслышно к столу у сестринского поста и достала из ящика рисунок на тетрадном листке. Командирским карандашом, в два цвета. Красный аэростат заграждения парил над синими крышами маленького городка, готовый защитить их от любой напасти с воздуха. Неплохо, кстати, нарисовано, не возьмут девочку в медицинский, так в художественный с руками оторвут!
— Я… я на счастье рисую. Это же не суеверие, правда? Я… рисовала как-то, ночью, чтобы не уснуть, один раненый, летчик, попросил мой рисунок, когда на выписку уходил. Сказал, что с ним его не собьют. Это правда счастье приносит.
— Счастье — не знаю, а вот уверенность в своих силах — от такого подарка прибавится. Считайте — психотерапия. И, что бы вокруг ни творилось, с уверенностью в себе — лучше, чем без нее. Как адмирал Макаров учил — стреляйте, стреляйте до конца, может быть, последний выстрел принесет вам победу.
— А… а вам стрелять приходилось?
— Приходилось.
— А много фашистов убили?
— Ни одного. Только отпугнул. У меня на руках раненые были.
— А-а-а…
Была б мальчиком, наверное бы разочарованно сморщила нос.
— Ой! Вы мне так всю ночь прорассказываете, а вам спать надо!
— Я обещаю: еще минут пятнадцать постою и лягу. За рисунок — спасибо, чудесный. Не волнуйся, высплюсь. На столе лежать много ума и сил не нужно.
Лида ушла, а он остался стоять у окна, опершись о подоконник, отодвинув край светомаскировки. Над госпитальным парком медленно всплывала огромная южная луна, круглая и яркая как прожектор ПВО. Она висела над темными купами деревьев, в серебряном свете вздрагивали под ночным ветром листья. Ночь как всегда пахла цветами, влажной от росы землей и морем.
Когда-то, первый раз приехав в Крым, он навсегда полюбил его яркие южные краски. Да и всю переменчивую красоту, что может дать природа, он любил и всегда умел видеть ее. Это было в Сибири, где блеск короткого зимнего дня таял на верхушках сосен, не оставляло ни в Крыму, ни здесь.
Видеть — умел, запечатлеть — нет. Из-за этого в юности пришлось оставить все мечты об астрономии. Чтобы наблюдать звезды в телескоп, требовались навыки хорошего художника, здесь отсутствие таланта не замещается никакой усердной техникой. Но глаза сами замечали и запоминали красоту, пейзаж ли это, цветок, птица или женщина…
Не спалось. Организм все понимал по-своему, ему не прикажешь не гнать столько адреналина по жилам. И какой-то угрюмый внутренний голос аккуратно, но настойчиво твердил, что не пора ли, на всякий случай, подвести какой-то итог.
“Что же останется за мною? Сын, уже взрослый, командир, артиллерист, АИРовец. Он переживет войну, непременно. Семьи с тридцать первого года нет. Моя вина, пожалуй, но уже все. Не соберешь обратно.
Кладбище я за собой оставил большое за свою практику. Да, тут приходится признать. Но делал все, что мог.
Одно хорошо, Раису отправить успел. Может статься, что она сейчас даже где-то здесь. Если жива… Нет, непременно жива!”
“Интересные у нее глаза, — пришло вдруг само собой. — Не карие полностью, но и не зеленые. Зелень расходится лучиками от зрачка. Море на мелководье вот такого же цвета, когда его пронизывает солнце и играет на камнях на дне. И когда я успел это запомнить?”
Ночь дышала тишиной, ничем не напоминая о войне. Луна поднималась медленно, но зримо, как аэростат. При желании можно было заметить ее движение по небу вверх.
На тумбочке в неверном лунном свете аэростат заграждения словно парил над листом — или это уже сон? То ли усталость наконец взяла свое, то ли сумел себя успокоить. Но в душе установился совершенный и полный штиль, родилась уверенность, что завтра все обойдется самым благополучным образом. Уже совсем в полусне всплыл в сознании голос Астахова: “Понимаешь, когда тебя такой человек берется оперировать, помирать как-то совсем неприлично”. Откуда-то Алексей знал, что тот жив, непременно, иначе и быть не может. И с этой мыслью он провалился в сон легко, как в теплую воду.
* * *
На этот раз пробуждение было непонятно долгим. Кажется, в прошлый раз он пришел в себя легко, будто уснул после тяжелых суток и внезапно получил возможность отдохнуть. А тут вроде открыл глаза, не без труда понял, где ты, и снова темнота опускается как светомаскировочная штора. И то ли через час, то ли через полдня приходится узнавать окружающий мир заново, вспоминать что было. В прошлый раз просыпался, на левой руке капельница была. Или показалась? Теперь нет ее. И свет лежит не так. Вечер что ли? Нет, ширмой кровать отгородили. Зачем? Я что, умирать собираюсь? Ни в коем случае.
Когда "светомаскировка" снова ушла из глаз, из-за нее явилось лицо Чавадзе. Если, конечно, профессор не в бреду ему мерещится. Нет, не похоже. Улыбается даже. “Получилось?”
Алексей так и не понял, сумел ли он спросить это вслух. Профессор молча показал ему осколок. Маленький неправильный треугольник металла, на котором не сразу вышло сфокусировать взгляд. Снова улыбнулся.
— Подарит нэ могу. Сохраню как рэдкий случай, — Чавадзе действительно улыбался, но в его речи явно прорезался акцент, значит здорово волновался. В таких обстоятельствах потерять пациента — это как полководцу потерять стратегическую высоту. Ничего, не волнуйтесь, коллега. Я туда не спешу.
Следующие три ночи сны приходили непривычно яркие и удивительно — в них не было и следа войны. Вместо этого виделись очень отчетливо то белые утесы вдоль берега Лены и глядящие в воду сосны, то такой родной и близкий лес Подмосковья, осенний, с тронутыми золотом рябинами, то можжевельники, запустившие корни глубоко в крымские скалы. Все, что так трогало душу в мирное время, что он так старательно хотел запомнить, раз уж нет таланта изобразить.
Падало за край степи раскаленное алое солнце и курилась пыль за проехавшим эскадроном. Кажется, в том среднеазиатском гарнизоне он последний раз ездил верхом. Хотя пожалуй, если понадобится сейчас, то все вспомнит и в седле удержится.
"Вот она, ловушка выздоравливающего. Опять кажется, что сил — горы свернуть хватит". Только сны эти, прежде их не было. Возможно, такими и бывают ощущения человека, который не просто заглянул
