Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Отправляем в Европу на учебу Алексея Бобринского.
* * *
Сенаторы, ожидая императрицу, оживленно разговаривали меж собой, сгруппировавшись по три-четыре человека. Самая большая группа собралась вокруг весьма постаревшего, но все еще бодрого Ивана Ивановича Бецкого, доклад которого сегодня было намечено слушать в присутствии государыни. Императрица вошла быстрым шагом. Блистая узкой диадемой с брильянтами, слегка склонив голову, она прошла к своему креслу. Унизанные двумя красивыми перстнями пальцы правой руки держали китайский веер.
Когда склонившиеся пред ней сенаторы выпрямили спины, она, приветливо оглядев всех, торжественно сказала:
– Что ж, господа сенаторы, давайте послушаем, что-то нам доложит нынче Иван Иванович Бецкой о своих упражнениях на ниве просвещения.
Высокий и поджарый Бецкой, одетый с некоторым лоском, сжав бледные губы, придерживая Андреевскую ленту, прошел к кафедре. Низко поклонившись государыне, пробежав острым взглядом по лицам собрания и, нервно пригладив левой рукой букли своего парика, обратился к своему докладу.
Он говорил, что, за почти четверть века его деятельности в просвещении, он, в первую очередь, провел реформу главного дворянского учебного заведения – Шляхетского сухопутного корпуса и создал новые военные школы. Одним из главных своих начинаний он почитал основание, на второй же год царствования государыни Екатерины Алексеевны, Императорского общества благородных девиц, кое было размещено в прекрасном Смольном Воскресенском монастыре, построенном Растрелли. Для девиц мещанского происхождения открыли институт при Новодевичьем монастыре. Тогда же был открыт Воспитательный дом при Академии художеств для талантливых детей пяти-шести лет. Недоросли учились в гимназии Академии наук, откуда была возможность перейти в университет при Академии, где преподавал великий Ломоносов, а после его смерти – академики Лепехин и Севергин.
Иван Иванович явно был взволнован, перечисляя свои достижения в деле образования молодежи. Екатерина, как и все сенаторы, слушала его с большой аттенцией.
Дребезжащий старческий голос Бецкого вещал выразительно и строго:
– Сначала надобно было организовать ряд закрытых учебных заведений, в коих следовало воспитывать вначале родителей будущих российских граждан. А уж из тех семей, смею вас уверить, господа, со временем выйдут новые поколения истинных просвещенных граждан.
Бецкой поднял на мгновение голову, пристально посмотрел на присутствующих из – под окуляров, как бы желая призвать его к большей аттенции к его мыслям.
– Детей, милостивые господа, – продолжал он, повышая голос, – я утверждаю, следует воспитывать токмо добротой, не бить, не опутывать их мелочным педантизмом. Воспитатель их обязан (слово «обязан» он выделил) иметь жизнерадостный характер, иначе его нельзя подпускать к детям.
Слушая его, Екатерина понимала, что Бецкой излагал похвальные вещи.
Просветительское дело его имеет успех: линии Васильевского острова, наполненные студентами, порой, похожи на Европейские университеты. Окроме кадетов Шляхетского сухопутного корпуса, а такожде Морского шляхетского кадетского, учеников и студентов Академии художеств, Академии наук, здесь встречались студенты Горного училища, образованного почти десять лет назад. Есть и Учительская семинария и Благовещенская и Андреевская школы. Особливую благодарность Бецкому Екатерина испытывала за Смольный институт. Выпускницы института стали завидными невестами и просвещенными хозяйками петербургских салонов.
– Надобно отдать должное, – продолжал Бецкой, – знатному педагогу Янкович де Мириево: серб по происхождению, он весьма и весьма любит наше отечество. Два года назад он возглавил Главное народное училище, где стали готовить учителей для всей России. Он же ведает написанием новых учебников, кои выдаются ученикам бесплатно.
Сенаторы громко и продолжительно захлопали, вызвав румянец на дряблых щеках главного педагога империи. Он оглянулся на императрицу, коя милостиво кивнула ему: дескать, продолжайте. Доклад его занял еще минут пять и, наконец, он завершил его:
– Словом, образование у нас можно получить и в частных школах и пансионах: их в Петербурге около пятидесяти. Опричь того, в Хирургической школе, при Сухопутном и Морском госпиталях на Выборгской стороне, или в Медицинском училище на Фонтанке, а такожде в школе, при Аптекарском огороде, обучают студентов лекарному делу, ничем не уступающим иноземным. Я уверен, вскорости наше отечество по уровню образованности превзойдет Европу, – гордо заявил Бецкой. Последние его слова завершились аплодисментами слушателей.
После доклада выступили некоторые вельможи с похвалами в адрес Бецкого, который всякий раз розовел и благодарно кланялся. Императрица тоже выказала ему свои благодарственные чувствования, отчего Бецкой совершенно растаял.
* * *
Ревнивая Протасова, нервно перебирая склянки и коробки на туалетном столике императрицы, всегда с трудом переносившая княгиню Дашкову, бурчала:
– Паки появилась на нашем пути сия высокомерная раскрасавица Дашкова. Сидела бы уже себе в Европе и радовалась! Ты бы видела, как она обхаживает нашу императрицу. Паки токмо беспокоить будет ее без толку.
– Далась тебе сия княгиня! Ну, приехала и приехала! – отозвалась Перекусихина, вытряхивая что-то из коробков.
Протасова бросив склянки, уперла руки в боки:
– Ты бы видела, как она обхаживает нашу Екатерину Алексеевну! Паки, узрите, токмо голову будет ей морочить.
– Однако, согласись, она уже не таковая резкая как прежде…, – отметил камердинер Захар Зотов.
– Пришло, видно, время, когда она уяснила, что государыня Екатерина Алексеевна ничем ей не обязана, – мягко пояснила Мария Саввишна.
– А мне представляется она весьма интересным лицом, и склад ума у нее необычный, – воспротивилась их мнению молодая фрейлина Александра Энгельгардт.
– Вестимо, она, путешествуя, много чего повидала… Небось, поумнела, – молвил Зотов.
– Хотя, все говорят, княгиня Екатерина Романовна не мирится с собственной дочерью Анастасией, – с иронией заметила Протасова.
– Вот-вот! Об этом все в городе говорят! Сказывают, расточительна ее дочь, живет не по средствам со своим мужем.
– Все ж таки, княгиня – тяжелый человек, – молвил, вздохнув, камердинер Захар.
– А императрица осыпает ее знаками своего внимания: и в Эрмитаж приглашена, и двадцать пять тысяч рублев подарила, и разрешила ей купить на казенный счет дом. Относится к ней, ну, как к родной сестре… С чего бы это? После толико лет ледяной холодности? – озадаченно вопрошала Протасова.
Все переглянулись. Перекусихина токмо развела руками, дескать: не знаю, не ведаю в чем тут дело.
Записки императрицы:
В ночь на 13-ое апреля 1783 в своем Нескучном, около Донского монастыря под Москвой скончался князь Григорий Григорьевич Орлов. Торжественные похороны состоялись 17-го. Отпевали его архиепископ Платон и Крутицкий епископ Амвросий. Из дома гроб вынесли четверо его братьев в сопровождении многих знатных лиц. Гроб с телом князя Орлова хотели было положить на парадный одр, но офицеры-конногвардейцы выпросили разрешение донести гроб своего уважаемого командира до погоста.
* * *
Вот уже третий день и императрица, и Протасова, и Перекусихина оплакивали смерть князя Григория Григорьевича Орлова.
– Каковой же он был красивый и добрый, – говорила прерывистым голосом, всхлипывая, Протасова.
