Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
2. Что, не имея нужды, так как при узких сапогах, подвязывать крепко своих ног, солдаты могут и свободнее ходить и более переносить путевого труда, да и обращение крови не останавливается.
Ежели все сии столь очевидные в теперешних мундирах и других вещах неудобства исправить, то солдат, сверх других многих выгод, будет иметь еще от своего жалованья в остатке против теперешних издержек до 2-х рублей.
Каска сверх выгоды и способности в употреблении своем пред шляпою и ту предпочтительность имеет, что вид дает пригожий солдату и есть наряд военный характеристический».
Екатерине пришлось изучать прожект князя не один день. Обсуждала его с Сашей Ланским, Александром Безбородкой, Иваном Елагиным, Иваном Чернышевым и некоторыми другими.
В конце концов, она пришла к заключению, что предложения его во всех отношениях справедливы и изволила указать: «Быть посему».
А заодно выполнила просьбу Светлейшего дать полк его приятелю и доверенному лицу майору Левашову, направить князя Меншикова в Измайловский полк, а графа Олсуфьева, сынка ее статс-секретаря, направить к нему в Крым.
Записки императрицы:
В марте русский отряд из трех батальонов и более тысячи казаков при двенадцати орудиях под командованием полковника Ивана Кека перешел Терек и разгромил чеченцев под аулом Атаги. Потери чеченцев составили четыреста убитых.
Кузены Светлейшего князя Михаил и Павел Сергеевичи Потемкины везде успешны. Стоит их попросить учинить дело, как они тут же исполняют его. Михаил Сергеевич, ведет самую, что ни на есть праведную жизнь военного, и справедливо заслужил прозвище – Святой.
* * *
– Михал Сергеевич, – говорила государыня Святому-Потемкину, – давно никаких новостей не получала от Григория Александровича. Изволит ли он писать вам?
– Изволил сообщить, что все время в дороге, Ваше Величество, растрясло его изрядно. Дороги весьма дурны. Его карета застряла, еле вытянули.
– А где он нынче?
– В Нарве был с месяц назад.
Екатерина озабоченно покосилась на Святого:
– Сии ведомости касательно дорог меня весьма беспокоят…
– Да, государыня-матушка, человека так, бывает, растрясет, что и жизни не рад. Но он человек государственный, должон терпеть таковые неудобства.
– Да-а-а, дороги на Руси тяжелые, – вступил в разговор его брат, Павел Сергеевич, – однако и таких расстояний ни в одной стране нет…
Екатерина Алексеевна пребывала в некоторой задумчивости и размышлении, засим молвила:
– Надобно просить нашего изобретателя Ивана Петровича Кулибина подумать, как истребить сии колдобины, ухабы и рытвины на дорогах Российских.
Екатерина положила наивяще обратиться к умельцу Кулибину. Ей нравилось все, что сей умелец творил своими руками, особливо ей пришлись по душе поднимающееся на пружине большое зеркало и отремонтированные часы герцогини Кингстон, которые ей преподнес ей Светлейший князь в прошлом году. Без всякого сомнения, Кулибин сумеет придумать, как строить хорошие дороги.
– Стало быть, настроение у нашего Светлейшего князя лихое, – предположила государыня, переводя глаза с одного брата на другого, желая узнать правду.
– К нашенским дорогам, он привычный государыня Екатерина Алексеевна, – отозвался Павел Сергеевич. – Другое его беспокоит: подполковник Ефимович напраслину наговаривает на него.
– Вот как? Что ж, стало быть надобно будет учинить разбирательство. Ефимович, говорите? – переспросила она. По лицу было видно, что государыня гневается.
Екатерина прошла в смежную комнату к своему столу, присела в кресло. Зашуршала бумага, заскрипело перо.
Она написала Потемкину, что ничего не знает о его деятельности с самой Нарвы, но известно ей, что после Нарвы он едет в Псков. Что за то время она получила ответное письмо от цесарского императора с уверениями о дружбе. Но она не привыкла рассчитывать на союзников, так же, как и не привыкла пугаться грома и молнии, исходящих из французского двора.
Поведав сию свою гордую точку зрения, она не удержалась дописать и пару слов о ее любимом Сашеньке, сообщая, что тот ежедневно ходит за почтой осведомляться о почте от князя Потемкина, а такожде передает ему поклон. Поведала и о россказнях Ефимовича: пусть знает, что у него есть враги. И, как всегда, в конце письма, Екатерина просила Светлейшего беречь здоровье, за ради, хотя бы, нее.
* * *
Весна цвела полным ходом! Время, когда оживлялись воинственно настроенные соседи: и старый Фриц в Пруссии, и толстый братец Гу в Швеции, и султан Абдул-Гамид в Турции. Екатерина отослала письмо Светлейшему, прося совета касательно количества войск на границах сих стран. Она разговаривала на сей счет с Безбородкой, собиралась написать и фельдмаршалу Петру Румянцеву, но все же, наипаче бесценным советом почитала Потемкинский. Ответное письмо, как она и ожидала, разрешило все ее сомнения. Он советовал оставить сорок тысяч войск у границ к шведской стороне. Противу же Прусского короля, он не видел нужды ополчаться, предполагая, что сей монарх не замахнется на Россию, самое большее для него на сие время – устремиться на Данциг. Другое дело, буде Фриц надумает напасть на Польшу, дабы прихватить себе еще кусок, то тут надобно будет поднимать самих поляков, обратив против него корпус Салтыкова, а такожде не задействованные части оставшихся в России полков. К ним могут присоединиться и Австрийские войска, так что Польши ему не видать.
Следом она получила от князя Потемкина пространное письмо о предполагаемых грядущих событиях, некоторые строчки она перечитала несколько раз:
«С турками дела наши не остановятся: корпус Князя Репнина удержит в узде их войски по Хотинской и Бендерской границе. Я на Буге учрежу отряд, и сии обе части будут оборонительные. Осаду Очакова до время отложим, а Крым займем, удержим и границы обезпечим. Корпусами же Кубанским и Кавказским умножим как наиболее демонстрации и заставим Порту заботиться с той стороны. Флоту летом пребывание назначить так, чтоб он смотрел на Стокгольм, и приуготовления флотские делать как можно казистее. На Швецкого Короля смотреть не надобно, а сказать Его Величеству, что Вы собрания лагерные близ Ваших границ в другое время сочли бы забавою, но в обстоятельствах настоящих, ето пахнет демонстрациею. Объявите ему сериозно, что Вы не оставите употребить всего, что возможно к избавлению себя впредь от
