Тиль Гаримму - Андрей Евгеньевич Корбут
Набу-аххе-риб, жрец бога Нинурты, покровителя земледелия и скотоводства, пытался в отрочестве обучать молодого принца всему, что знал сам, однако, натолкнувшись на каменную стену неприятия, вскоре отказался от этой затеи.
«Все, что мне от него было надо, я уже получил, а как думать и кому поклоняться, я решу сам, — спокойно ответил Арад-бел-ит на упреки отца после того, как жрец пришел к нему с жалобой на царевича.
Зная клинопись, он больше не нуждался в поводыре. С этого времени принц подолгу оставался в храмах Ниневии, Ашшура и Калху, где хранились тысячи глиняных табличек, повествующих о том[50], как покорялись страны великие и малые, низвергались всесильные правители и карались целые народы.
Арад-бел-ит знал имена всех ста одиннадцати правителей Ассирии до восшествия на престол его прадеда Тукульти-апал-Эшарра III, поднявшего страну с колен. Однако превыше всего принц ставил деяния отца и своего деда[51]. Ведь это при них страна взлетела на доселе недосягаемую высоту, простерла свою длань от Аравии на юге до реки Аракс и Верхнего моря[52] на севере, от Каспийских ворот[53]на востоке до Великого моря Заката[54] на западе.
Он помнил обо всех битвах, маневрах и военных хитростях ассирийских царей, сколько солдат сопровождало их в походах, а также имена полководцев, офицеров и воинов, особо отличившихся в боях, какие пустыни, реки и горные хребты они пересекали, сколько скота, рабов и золота забрали после побед, об отстроенных городах, о реках, повернутых вспять, об ученых мужах, восславивших своих владык. Кроме истории и географии обучился математике и нескольким языкам, сам втайне пробовал писать поэму о своем отце, которому поклонялся и старался во всем подражать. И все время мечтал о том, что когда-нибудь он повторит и превзойдет подвиги самых великих властителей Ашшура… Мечтал, зная, что эти мечты напрасны. Арад-бел-ит был вторым сыном Син-аххе-риба, а потому, по ассирийским законам, не мог претендовать на царский трон.
Боги, в которых он не верил, думали иначе. В месяце нисану, день двадцатый, эпонимах Метуны, наместника Исаны, Син-аххе-риб, великий царь, могучий царь, царь обитаемого мира, царь Ассирии, царь четырех стран света, премудрый пастырь, хранитель истины, любящий справедливость, творящий добро[55], подарил Вавилонское царство своему первенцу, возлюбленному Ашшур-надин-шуми[56], наследнику ассирийского престола, и, сам того не ведая, подписал ему тем смертный приговор. Через шесть лет Вавилон низверг нового царя, и тот пал от руки эламского правителя Халлутуш-Иншушинака II[57]. Так преждевременная смерть Ашшур-надин-шуми сделала следующим претендентом на трон Ассирии Арад-бел-ита.
В знак своего безграничного доверия Син-аххе-риб назначил нового наследника начальником разведки. Секретная служба Ассирии находилась на особом положении в государстве. Она имела доступ ко всем сферам жизни страны — от управления рабами до расходов на строительство дворцов и храмов, влияла на настроение толпы и сановников, плела интриги дома и за границей, отчитывалась перед царем о каждом шаге врагов и друзей и никогда не прекращала войны. Она получала донесения от царицы Фригии и министров Урарту, жрецов Вавилона и купцов Элама, египетских офицеров и ремесленников Дамаска. Ее шпионы были повсюду. Ее царских посланцев, которых называли мар-шипри-ша-шарри, считали черными вестниками смерти и боялись больше, чем бога Нергала — владыки города мертвых.
Арад-бел-ит оправдал надежды отца. В победе Ассирии над Вавилоном была немалая доля заслуг принца. Лазутчики секретной службы сделали все, чтобы Элам забыл о своем союзнике, а затем внесли разброд в ряды защитников древнего города, обещая пощаду тем, кто перейдет на сторону ассирийцев. Син-аххе-риб сдержал слово, но в отместку за гибель своего первенца снес стены Вавилона, его дома, дворцы и храмы, а руины затопил водами Евфрата.
Казалось, после этого наступит мир. Он должен был наступить, когда сильнейшие из врагов были повержены, а слабые не смели поднять голову. Он стал так желанен, что, кажется, сами боги молили простых смертных вложить меч в ножны. Он стал нужен Ассирии, Ниневии, Син-аххе-рибу.
Однако стоило царю поверить в мир, как в Киликии взбунтовался Кируа, правитель города Иллубгу[58]. Потом восстал Тиль-Гаримму. Оттуда же, с севера, нависла угроза вторжения в страну киммерийцев, о которых раньше никто не слышал, кочевников без родины и корней.
А потом вскрылась правда, в которую не хотелось верить.
Киммерийцы, стремительные и беспощадные, в поле перегонявшие ветер, без труда покорившие Фригию, о чью армию ассирийские войска не раз разбивались, словно волны о скалы, пришли сюда… спасая женщин, детей и свое хозяйство от врага куда более сильного, чем они сами… Поговаривали, что они бежали от божьей кары, демонов, восставших из недр земли, рыжебородых страшных «ишкуза»[59], силы, которой невозможно препятствовать.
Они бежали от скифов…
Стало известно о том, что скифы перешли Аракс и вторглись на север Урарту. Посланные туда лазутчики это подтвердили, но уточнили, что отряды были небольшими и царь Урарту Аргишти II [60]не предпринимает на этот счет никаких мер.
Потом о них забыли. На время. Так вода, ушедшая в песок, не оставляет следов.
И вдруг Арад-бел-ит слышит скифскую речь на царском пиру — было чему удивиться. Когда же прозвучало имя Омри, Арад-бел-ит насторожился и потребовал привести к нему Мар-Зайю.
Царского писца проводили в подземелье, туда, где еще недавно пытали Шем-Това, на время оставили одного.
Ждать принца пришлось недолго. Тяжелая деревянная дверь, обитая бронзовыми листами, тихо заскрипела и медленно отворилась, впуская Арад-бел-ита. Она даже заперлась, как будто в крышку гроба вонзили железный костыль.
Тридцатидвухлетний наследник престола, несмотря на свой невысокий рост, был необычайно силен. Поговаривали, что у царевича медвежья хватка. Он не раз побеждал на ковре самых известных борцов Ассирии, которым было запрещено поддаваться под страхом смерти.
Его борода и волосы были тщательно завиты и уложены вместе с золотыми нитями, одежда отличалась не только богатством, но также изяществом: Арад-бел-ит давно стал эталоном моды для ассирийской аристократии и внимательно относился к подобным мелочам. Поверх пурпурного платья с многочисленными оборками на нем был надет долгополый плащ с широким поясом и бахромой, доставленный его слугами из Аскалона[61] от знаменитого портного. Пальцы украшала пара недорогих, но искусно сделанных серебряных перстней, на руках — от запястья до локтя — сидели, переливаясь всеми цветами радуги, массивные браслеты с драгоценными каменьями, которые вполне можно было использовать в рукопашной схватке. Широкое лицо делало его непохожим на отца, чего нельзя было
