Валерий Язвицкий - Вольное царство. Государь всея Руси
– Государь, – говорил он в волнении, – есть наиверные вести из Твери от доброхотов наших. Собирается днесь князь Михайла с княгиней своей, с казной да с дружиной в Литву бежать через тайники подземные. Один у них на запад выходит, а другой – вниз по Тверце-реке к самому берегу в густом бору. Там у них лодки и кони…
Государь Иван Васильевич доволен и весел.
– Пущай его бежит, – перебивает он воеводу, – пущай…
Воеводы озадачены, растеряны, а Иван Иванович нетерпеливо восклицает:
– Прикажи, государь, дозоры выслать, заставы и засады нарядить!
Иван Васильевич нахмурился.
– Токмо верно ли сие? – резко спрашивает он.
– Как же не верно? – кричит князь Иван Юрьевич. – У них уже вся казна собрана! Князь со княгиней и вся дружина их в путь готовы, токмо неведомо никому, через какой тайник и когда побегут.
– Добре, – прерывает его старый государь, – слава тобе, Господи!..
– Прикажи, государь, – настаивает князь Патрикеев, – время идет, убежит он…
Иван Васильевич быстро встает и сурово приказывает:
– Воеводы! Ежели верно, что Михайла-то бежит, добрый путь ему, а ежели кто помешает ему – голову тому ссеку!
Бояре и воеводы бледнеют от волнения и переглядываются между собой, а Иван Иванович не выдерживает и срывающимся голосом выкрикивает:
– Пошто так, государь? Не разумею яз, пошто сие…
Среди бояр и воевод ропот, невнятно звучат голоса, но с явным раздражением…
Иван Васильевич, оглядев всех, гневно повторяет:
– Голову ссеку ослушнику, не щадя ни роду, ни звания! Что глядите, яко безумные? Службу забыли? Немедля приказ мой всем полкам передайте! – Помолчав и немного успокоясь, он насмешливо промолвил: – Ежели сами не разумеете, скажу вам. Бежит Михайла-то, – значит, сам перед всей Русью от великокняжеского стола своего отказывается! Сам он с собя венец государя сымает, а наследник-то у него един – Иван Иванович, внук великого князя Бориса Александровича.
– Прав ты, государь! – воскликнул Иван Иванович. – Прости, государь-батюшка, мы – дети пред тобой неразумные…
– Уразумели, государь! – заговорили воеводы. – Право ты мыслишь!
Иван Васильевич, досадливо отмахнувшись, обратился к маэстро Альберти:
– А ты же, яко воевода пушкарей, вели токмо изредка палить по граду из пушек. Не по стенам бить, а чрез них: стены-то нам самим потом пригодятся…
На другой день, в понедельник, когда ласковое сентябрьское солнце подымалось по безоблачному небу к самому полдню, торжественно зазвонили в Твери во всех церквах.
Иван Васильевич приказал прекратить обстрел и встать всем полкам в боевой порядок.
Оба государя на конях, сопровождаемые придворными и стражей, выехали вперед и, став рядом, смотрели на Тверь. Град тверской с разбитыми башнями-стрельнями, окруженный обгорелыми печами и пепелищами сожженных посадов, казался особенно жалким и беспомощным при торжественном звоне.
Вот загремели главные железные ворота и медленно открылись, но не выскочили из них стремительно конники, сверкая саблями, а медленно вышел крестный ход, поблескивая крестами, хоругвями и ризами духовенства.
Впереди всех шел с клиром своим владыка тверской Вассиан, следом за ним – воевода тверской князь Михаил Димитриевич Холмский с братьями и с сыном, далее другие князья и бояре и, наконец, все земские люди.
Из уважения к крестному ходу оба государя и придворные их спешились, обнажили головы, одни – сняв шлемы, другие – летние колпаки.
Владыка Вассиан, а с ним все князья и бояре низко поклонились, коснувшись рукой земли. Земские люди встали на колени.
– Государи великие, – громко заговорил Вассиан, – пришли мы все к вам на всю волю вашу, с покорной главой!..
– Будьте здравы, государи, на многие лета! – прокричали князья, бояре и земские люди.
Вперед выдвинулся князь Михаил Димитриевич Холмский и, опять земно поклонившись, произнес:
– Государи, ото всей Твери и ото всего тверского княжества повестую вам: «Князь наш великий, Михайла Борисыч, все крамолу против Руси ковал, а ныне вот устрашился возмездия Божеского и человеческого, ныне духом изнемог он и бежал в Литву, к королю Казимиру, к ворогу Руси православной. Сим отрекся от великокняжеского стола своего, от вотчины и от нас всех, людей своих. Мы же челом бьем вам, государи. Молим – примите нас со всей тверской землей под руку свою, примите от нас на сем крестоцелование».
Воевода тверской снова земно поклонился, а все земские люди, стоя на коленях, восклицали:
– Примите, государи, крестоцелование наше!
– Хотим под Москву! Под руку государя всея Руси!
– Быть по сему! – громко сказал Иван Васильевич и, благословившись у владыки Вассиана, сел на коня.
Примеру его последовали Иван Иванович и все их придворные.
– Будьте здравы, государи, на многие лета! – радостно кричали тверичи.
Иван Васильевич, глядя на них с коня своего, дал знак к молчанию. Все стихло.
– Днесь же посылаю в град ваш бояр своих Юрья Шестака да Костянтина Малечкина и дьяков своих Василья Далматова, Ромодана Алексеева да Леонтия Алексеева тоже, с крепкой стражей, дабы привести к целованию всех гражан и от ратных обид беречи, дабы вои наши вас не били и не грабили…
– Будьте здравы, государи!.. – еще радостней закричали тверичи. – Будьте…
По знаку государя крики сразу оборвались.
– В пятнадцатый же день сего месяца буду яз в Твери с моим сыном Иваном у Святого Спаса. Там же благословлю его тверским великокняжением, яко внука, родного князю Борису Лександрычу, покойному вашему государю тверскому.
Глава 5
Снова рука папы
В тысяча четыреста восемьдесят шестом году, в конце февраля тихо, без ветра, наползли на Москву снеговые тучи, тяжело громоздясь в небе, вдруг рассыпались белоснежным пухом, и со вчерашнего вот дня, мелькая перед слюдяными окнами, все падают и падают из них пушистые хлопья.
Государь Иван Васильевич в ожидании раннего завтрака задумчиво глядел в окно сквозь скользящую вниз снежную завесу и смутно видел, как пухнут сугробами улицы, как кусты и деревья в садах набухают от снега, как все кругом незаметно меняет свой облик, расплываясь в зыбкой нарастающей белизне. Тишина стоит глубокая, но кругом все непрерывно и неясно двигается, и все вот так же неясно и зыбко в мыслях государя.
Выплывают из каких-то глубин прошлого картины счастья и горя, появляются и исчезают дорогие образы милых и близких сердцу, с кем пережито было так много радостей и горестей жизни…
За завтраком Иван Васильевич был такой же задумчивый и рассеянный, хотя мысли его переменились. Он думает теперь о военном строительстве в Новгороде и Москве, о главных «оплечьях государства», об укреплении Твери и городов вдоль литовских рубежей…
– Не избыть войны с Литвой, – шепчет он, наливая себе в кубок любимого итальянского шипучего «Асти», – не избыть.
Вдруг он вздрагивает от неожиданности. Стремительно вбегает верткий толстяк дьяк Майко, оставляя за собой настежь отворенную дверь.
– Прости, без зова, государь, – восклицает он, все оглядываясь назад. – Прости, государь!
Иван Васильевич с недоумением смотрит в дверь и вот, не веря глазам своим, видит, как, торопясь и, видимо, сильно волнуясь, входит Курицын.
– Государь, государь мой! – вскрикивает Курицын и хочет встать на колени, но Иван Васильевич крепко обнимает его, троекратно лобызает и говорит растроганно:
– Ждал тобя дни и ночи. Понуждал Менглы-Гирея, короля Матвея и воеводу молдавского Стефана на защиту твою…
– Ведаю, государь, – говорит Курицын, целуя руки великого князя, – и за счастье свое благодарю тобя и Бога.
– Семью свою видел?
– Видел. С ночи приехал… – Курицын обрывает свою речь и низко кланяется, касаясь рукой пола. – С Тверью тобя, государь! – радостно говорит он.
Иван Васильевич, вспомнив о Твери, обращается к дьяку Майко:
– Наряди-ка, Андрей Федорыч, сей же часец вестника в Тверь к великому князю Ивану Иванычу. О чем вестника посылать, сам разумеешь. К обеду приходи…
Майко вышел.
– Рад яз! Рад тобе, Федор, – горячо говорит Иван Васильевич. – Ну, садись за стол, выпьем за приезд твой. Потом ты мне все расскажешь, как по ту сторону нас видят, чего хотят, чего боятся, чем грозят. Сказывай токмо наиглавное и тайное, о чем лишь нам с тобой ведать надлежит. О прочем на думе доложишь…
Приказав никого не допускать к себе до самого обеда, Иван Васильевич весело и радостно говорил о военных успехах сына своего Ивана Ивановича, о рождении внука, о присоединении Твери и верейского удела…
– Ну да ты, Федор Василич, еще с сыном моим обо всех делах сиих побаишь. Яз же хочу тобя слушать.
– Изволь, государь мой, – начал дьяк Курицын. – Прежде яз о посольстве своем к угорскому королю Матвею доведу. Докончанье с тобой о взаимной помощи подписал он согласно воле твоей. Привез от него рудознатцев, зодчих да умельцев всякого литья – пушечников и прочих. Токмо в ратную помочь короля не верю…
