Житие маррана - Маркос Агинис
Новый смотритель, человек долговязый и угрюмый рьяно борется за дело, стремясь разгадать и пресечь любые ухищрения заключенных, и надо же: обнаруживает в котомке собственного слуги грязный лоскут. Выражение ужаса на лице незадачливого посыльного красноречивее любых слов. Стуча зубами, он признается, что получил тряпку от одного умирающего узника, который просил бросить ее на улице Меркадерес.
— Придурок, да это же тайное послание! Кому ты должен был его передать?
— На улице Меркадерес, — тупо повторяет слуга.
Смотритель разворачивает лоскут. На нем копотью выведены какие-то каракули. Остолопа ждет порка, а кусок ткани отправляется прямиком к инквизиторам. Маньоска и Кастро дель Кастильо приходят к выводу, что это надпись на иврите. Прочесть ее — задача не из легких: буквы пишутся справа налево, а гласных и вовсе нет. Но судьи все-таки разбирают имя заключенного, которого недавно допрашивали с пристрастием. Видимо, он хотел сообщить своим, это пока держится. А значит, на свободе разгуливают другие иудействующие, и теперь к ним потянется ниточка: негодника заставят выдать имена. Инквизиция схватит их, конфискует имущество, пополнит казну, упрочит свою репутацию.
Тюремная почта доносит до Франсиско слухи о том, что творится за стенами его камеры. Иудей, пытавшийся послать весточку родным, копотью написав свое имя на лоскуте рубахи, молчит. Через несколько дней заключенные узнают, что он скончался. В застенках инквизиции не скорбят по покойным. Умер — значит, отмучился; лучше уж смерть, чем пытка.
Лежа на жесткой койке, Франсиско неотрывно глядит на гвоздь в дверном косяке, неплотно вбитый под самой притолокой. «Что он мне напоминает? — думает узник. — Может быть, папины самодельные вешалки там, в Кальяо? И как-то неправильно вколочен, привлекает к себе внимание. Надо встать, посмотреть: ну да, шляпка чуть торчит над брусом». Индеец, наверное, решил бы, что это такой железный дух-уака, стал бы разговаривать с ним, ждать пока он сам высвободится из деревянного плена и упадет к его ногам. Франсиско тянет за толстую шляпку, пробует раскачать, но вскоре оставляет попытки. Однако черный гвоздь с молчаливой настойчивостью напоминает о себе. А если подцепить черепком? В пустоте тюремных будней любая мелочь приобретает особое значение, становится той точкой опоры, с помощью которой Архимед обещал перевернуть Землю. Выковырять гвоздь почти так же важно, как победить Голиафа. Справившись наконец с задачей, Франсиско испытывает огромное облегчение. Такую ценную вещь охранникам показывать никак нельзя, надо спрятать трофей в тюфяке.
На следующий день узник начинает затачивать его о камень. В голове крутятся отрывки текстов из любимых книг, слагаются строфы, а гвоздь мало-помалу превращается в маленькое лезвие с острым концом. Теперь Франсиско вооружен.
«Как странно, — удивляется он, — тесная камера больше не давит на меня, голова не кружится. Наверное, я стал амфибией, жителем глубин, который выживает там, где другие гибнут. В сердце пробуждается надежда, грудь дышит свободно».
Новый смотритель пока не обращает на Франсиско внимания и это прекрасно. Выловив из варева куриную кисть, изобретательный арестант с аккуратностью ювелира принимается вырезать из нее перо. Ну вот, готово! Где бы раздобыть чернил и бумаги, чтобы начать писать? Да вон же на стенах сколько сажи! Соскрести ее, развести водой — получатся чернила. Вместо хлеба заключенным дают муку в бумажных кульках. Поистине драгоценный дар. Каждый кулек Франсиско бережно разворачивает, листки прячет. Изголодавшаяся душа жаждет созидания: только ему под силу пошатнуть стены инквизиторской темницы.
131
Бумаги мало, так что слова надо подбирать как можно точнее. Писать короткими фразами. У Франсиско созрел безумный план: связаться с иудеями Рима, передав письмо с узниками, которые скоро выйдут на свободу, чтобы отбывать наказание в монастырях. Он слышал, что в Риме еще со времен Посольства Маккавеев[93] существует многочисленная еврейская диаспора, открыто исповедующая веру, пользуясь папским благоволением.
Послание написано на латыни в нескольких экземплярах. Франсиско уговорил Пабло и Симона выступить в роли рассыльных, рассказав им потрясающую историю Луиса, сына деревенского колдуна, — как его изловили, точно дикое животное, в лесах родной Анголы, как истязали в пути, как в Потоси покалечили ногу при попытке к бегству. Луис умел извлекать зажигательные мелодии даже из челюсти мула и был настоящим героем: выдержал зверскую порку, а где спрятаны хирургические инструменты хозяина, не выдал. Тут Пабло и Симон зашмыгали носами, вспомнив свое собственное печальное прошлое. Франсиско очень удивился, когда однажды вечером охранники принесли ему палочку, выструганную из ветки оливы, и челюсть мула. Он взял их, зажал в пальцах, как это делал Луис, и вскоре в сыром подземелье раздались ритмичные звуки. Чернокожие охранники слушали со слезами на глазах.
Письмо адресовано Sinagogae fratrum Iudeorum qui Romae sunt[94].
Себя Франсиско называет так: «Эли Назорей, иудей, сын Диего Нуньеса да Сильвы, врач, хирург, заточенный в тюрьме инквизиции Лимы» — и, обращаясь к единоверцам, пишет: «Благодать вам и мир от Бога Израиля, сотворившего небо и землю». Он говорит, что еще в юности узнал от отца о Законе, полученном Моисеем от Господа, но, опасаясь гонений, скрывал свою веру. «Признаю, что в этом, как и во многом другом, я согрешил, ибо только Бога надо бояться и искать Его правды без страха перед людьми». Франсиско рассказывает, как изучал Священное Писание, как выучил наизусть некоторые книги Пророков, все Псалмы без исключения, Притчи Соломона, Премудрости Иисуса, сына Сирахова, и большую часть Пятикнижия, а сидя «во рву со львами», сочинил много молитв по-испански и на латыни.
Да, узник знает, какая судьба его ждет, но не отречется: «С той самой минуты, как меня схватили, я верен своему решению беззаветно противостоять врагам Закона, пока не буду возведен на алтарь огненный. Здесь всякого, кто открыто исповедует веру Израиля, сжигают, а имущество его отбирают, не имея жалости даже к детям казненного, но оставляя их на
