Империй. Люструм. Диктатор - Роберт Харрис
Цицерон молчал и ждал, когда возобновится движение. Позже, когда мы вернулись в Тускул, я спросил его, что он обо всем этом думает.
— Ничего, — ответил сенатор, отогреваясь возле огня. — Почему я должен об этом думать? Луна зашла за облако, а звезда пересекла небосклон. Что еще сказать?
На следующее утро пришло известие от Квинта, оставшегося в Риме — следить за делами Цицерона. Хозяин прочитал письмо, а затем протянул его мне. В нем говорилось, что на Марсовом поле установили громадный деревянный крест и плебс покидает пределы города, чтобы полюбоваться на него. Лабиен открыто говорит, что крест предназначен для Рабирия, старика повесят на нем в конце месяца. Надо возвращаться как можно скорее.
— Кое в чем Цезарь меня восхищает, — сказал Цицерон. — Он не любит тратить время попусту. Его суд даже не выслушал свидетелей, а он не прекращает давить на меня. Посыльный все еще здесь?
— Да.
— Отправь записку Квинту, извести его, что мы вернемся к ночи. И еще одну — Гортензию. Напиши, что я был польщен его визитом пару дней назад, что я все обдумал и с удовольствием буду вместе с ним защищать Гая Рабирия… — Он кивнул в ответ на свои мысли. — Если Цезарь хочет войны, он ее получит.
Когда я подошел к двери, он окликнул меня:
— Пошли раба, чтобы тот нашел Гибриду и пригласил его вернуться в Рим в моей повозке. Надо обсудить наши договоренности. Мне нужно иметь письменное подтверждение, пока Цезарь не добрался до него и не уговорил поменять свое мнение.
Чуть позже я уже ехал, сидя рядом с одним консулом и напротив другого. Я пытался записать статьи их соглашения, пока мы тряслись по Латинской дороге. Перед нами скакали ликторы. Гибрида достал небольшую фляжку с вином и постоянно прикладывался к ней. Время от времени он протягивал ее дрожащей рукой Цицерону, и тот всякий раз вежливо отказывался. Мне никогда не приходилось наблюдать за Гибридой с такого близкого расстояния. Некогда благородный нос стал красным и расплющенным; консул всем говорил, что его сломали в битве, но все знали, что он попросту подрался в таверне. Щеки Гибриды были багровыми, и от него так сильно разило спиртным, что я боялся опьянеть, вдыхая винные пары. Бедная Македония, подумал я, так вот кто будет управлять тобой через год! Цицерон предложил просто поменяться провинциями, что позволяло избежать голосования в сенате («Как хочешь, — сказал Гибрида, — ты у нас законник»). В обмен на Македонию Гибрида соглашался выступить против популярского закона и встать на защиту Рабирия. Он также согласился выплачивать Цицерону четверть доходов провинции. Со своей стороны Цицерон обещал сделать все возможное, чтобы Гибрида наместничал еще два или три года сверх установленного срока, и выступить в качестве защитника, если его привлекут к суду за мздоимство. Относительно последнего Цицерон сомневался — вероятность этого была высока, — однако все же согласился, и я записал эту статью.
После того как торг закончился, Гибрида опять достал свою фляжку, и на этот раз Цицерон согласился сделать глоток. По выражению его лица я понял, что вино было неразбавленным и не по его вкусу, однако он притворился, что ему приятно. Оба консула откинулись на спинки сидений, явно удовлетворенные проделанной работой.
— Я всегда думал, — сказал Гибрида, подавляя икоту, — что ты подтасовал итоги жребия, когда мы выбирали провинции.
— Как бы мне это удалось?
— Ну, есть множество способов, особенно если этим занимается консул. Ты мог бы спрятать выигрышный жетон в руке и заменить им тот, который вытащил. Или же консул мог сделать это для тебя, когда объявлял победителя. Так ты и вправду выиграл честно?
— Да, — ответил Цицерон, слегка возмущенный. — Македония принадлежала мне по праву…
— Правда? — Гибрида рыгнул и поднял фляжку. — Ну, теперь мы все исправили. Давай выпьем за судьбу.
Мы выехали на равнину, где по обе стороны тянулись плоские и голые поля. Гибрида стал что-то напевать себе под нос.
— Скажи, Гибрида, — спросил Цицерон после непродолжительного молчания. — Ты не потерял мальчика дней пять назад?
— Кого?
— Мальчика. Лет двенадцати.
— Ах вот ты о чем, — сказал Гибрида небрежно, как будто терять мальчиков вошло у него в привычку. — Ты уже слышал?
— Я не просто слышал, но и видел, что с ним сделали. — Цицерон очень внимательно посмотрел на Гибриду. — В честь нашей новой дружбы расскажи мне, что произошло.
— Не знаю, стоит ли. — Гибрида лукаво взглянул на Цицерона. Он, может, и был пьяницей, но не терял способность мыслить даже в подпитии. — В прошлом ты говорил обо мне очень неприятные вещи. Я должен привыкнуть к тому, что могу доверять тебе.
— Если ты боишься, что сказанное тобой выйдет за пределы этой повозки, могу тебя успокоить. Теперь мы с тобой связаны одной веревочкой, Гибрида, независимо от того, что было раньше. Я не сделаю ничего, что могло бы нарушить наш союз, который так же ценен для меня, как и для тебя, даже если ты скажешь мне, что сам убил мальчика. Мне просто надо знать.
— Хорошо сказано. — Гибрида опять рыгнул и кивнул в мою сторону. — А твой раб?
— Ему можно полностью доверять.
— Ну что ж, тогда выпей еще, — сказал Гибрида, опять протягивая фляжку Цицерону. Тот заколебался, и он потряс ею перед лицом своего сотоварища. — Давай, выпей. Не терплю, когда все пьют, а кто-то остается трезвым.
Цицерону пришлось сделать глоток, скрывая свое неудовольствие, пока Гибрида весело рассказывал, что произошло с мальчиком, точно это была одна из его охотничьих историй.
— Он был из Смирны. Очень музыкальный. Забыл, как его звали. Обычно он пел для моих гостей за обедом. Я одолжил его Катилине для пира сразу после сатурналий. — Он сделал еще один глоток. — Катилина тебя ненавидит, правда?
— Думаю, да.
— Я-то буду попроще. А Катилина — нет. Он — Сергий[46] до мозга костей. Не может смириться с тем, что его обошел на выборах консула простой человек, да к тому же провинциал. — Гибрида скривил губы и покачал головой. — После того как ты выиграл выборы, клянусь, он сошел с ума. В общем, на том обеде он немного потерял самообладание и предложил всем дать священную
