Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
— Сам ведаю! — зло воскликнул Святополк.
Бояре полагали, что князь продолжит свои слова, но тот почему-то больше ничего определенного не сказал.
Подогрел Святополка боярин Еловит:
— Изведали мы от наших соглядников, что король в Берестове заявил о своем намерении надолго остаться на Руси.
— Это для меня не новость, — всё так же зло ответил Святополк.
— Он возомнил себя русским государем, — продолжал нагнетать обстановку Еловит. — Ныне все южные города под его рукой. Мы, прости великий князь, — боярин поскреб длинными перстами густую дегтярную бороду, хитрющие глаза прищурил, — не желаем сидеть под ляхами. Чай, у нас есть свой государь.
Намек боярина был более чем прозрачен. Святополк лишь назывался великим князем, а правил Киевской Русью король Болеслав.
Князь посмотрел на бояр такими негодующими глазами, что им стало не по себе. Они уже ведали, что Святополк в такие минуты может что-то выкинуть ужасное. Были случаи, когда разгневанный князь выхватывал меч и набрасывался на своих слуг, кои ни в чем не были виноваты.
Еловит пожалел, что раздразнил Святополка. Теперь как бы из ближних друзей в недруги не угодить. Но и помалкивать нельзя. Народ доведен до отчаяния и скоро поднимется такая замятня,[281] что Святополку несдобровать, а вкупе с ним и всем его доброхотам.
Великий князь и в самом деле выхватил из ножен меч. Бояре переполошились и побежали к двери.
— Остановись, трусливое стадо!
Святополк, что есть сил рубанул мечом по дубовому столу, да так, что стол затрещал, но устоял на своих пузатых ножках.
— Нет, я тебя добью Болеслав!
Со зловещим лицом Святополк ударил по столу вдругорядь и… победил. За этим последовал чудовищный хохот.
Бояре, столпившиеся у дверей, застыли истуканами. Наконец великий князь утихомирился и с повеселевшим лицом подошел к вышгородцам.
— Вот таким же манером я расправлюсь с Болеславом. В державе моей не может быть двух правителей. Не для того мы с вами, господа бояре, путь к трону расчищали.
Еловит мысленно перекрестился. Слава Спасителю! Великий князь пришел в себя. Теперь он будет о делах говорить.
— Пойдемте из сеней в мою комнату, там нас никто не услышит.
Бояре длинными переходами и палатами, по коим сновала челядь, пошагали вслед за Святополком. Они не единожды бывали во дворце, но каждый раз поражались его пышным убранством.
Свод палаты, по коему они шли, казалось, был облит золотом, расписан деревьями, виноградными кистями, родоскими[282] ягодами и разного рода птицами. Посреди свода был изображен лев, кой держал в пасти кольцом свитого змея.
Стены украшены драгоценной иконописью и стенописью с изображением деяний святых и ангельских ликов, мучеников, иерархов, а над великолепным престолом (местом великого князя) ярко горела каменьями большая икона Спасителя. Пол устлан красивейшими персидскими коврами, тканными шелком и золотом, на коих искусно были нарисованы охотники и всякого рода звери.
Каменный дворец возводился много лет, он несколько раз перестраивался, украшался, и только к концу смерти Владимира Святославича его окончательно отделали.
Окна дворца были слюдяные, оконницы — из белого и красного железа, переплетенного сеткой в виде косяков, кубов, кругов, образцов или четырехугольников и треугольников; смотря по своему устройству, окна назывались косящатыми, кубчатыми, круглыми, обращатыми.
Снаружи, вдоль карнизов, у окон и дверей и по углам княжеский дворец был украшен резьбой, изображавшей листья, травы, цветы, птиц и зверей — орла, льва, и баснословных — грифа и сирина.
Дворец был укладист и уютен. Почти для каждого члена княжеской семьи обделаны были особые помещения. Смотря по своему назначению, палаты делились на жилые — покоевые или постельные, нежилые или непокоевые и хозяйственные службы.
Покоевые княжьи хоромы состояли из четырех комнат. Чтобы попасть в них, надо было сначала взойти на крыльцо, кое называлось постельным, и в сени; первая комната возле сеней называлась передней — это была приемная, но она служила и кабинетом для князя. За передней шла крестовая или моленная, а самая последняя комната являлась княжеской спальней и называлась постельной, опочивальней или ложницей.
В комнатах и сенях устроены чуланы, а под всеми постельными хоромами всегда находились подклеты, служившие кладовыми.
Половина великой княгини и хоромы дочерей Владимира Святославича были изготовлены по ладу княжеских постельных хором.
Хоромы непокойные служили для разных торжественных собраний — светских и духовных.
Хозяйственными постройками княжеского дворца были особые дворы — Казенный, Сытенный, Житный, Хлебный, Кормовой и Конюшенный.
В женском отделении дворца находились светлицы для женских рукоделий; была и стряпущая изба или кухня; особое помещение было отведено под портомойни.
Внутри дворца стены, потолки и полы обивали сукнами — красным червчатым, иногда зеленым, во время траура — черным.
Стены и потолки обивали также холстами и полотнами и потом расписывали их. Живопись изображала травы, притчи евангельские и апостольские, события страстей Господних, например, «Господь несет крест на Голгофу», «сошествие в ад», события библейской истории. Такова, например, «притча Моисея пророка да Авраама праведного».
Пол или мост, как его тогда называли, делался из досок, кои обыкновенно настилались «в косяк», и такие полы носили название косящетых; мостили полы и дубовым кирпичом, паркетом квадратной формы, а иногда расписывали его шахматом различными красками, например, зеленой и черной, или разрисовывали аспидом, то есть под мрамор.
Мебель во дворце была такая же, как и в богатых боярских хоромах, но отличалась роскошным убранством. Везде вокруг стен расположены были лавки с рундуками (шкафчиками), покрытые сукнами и золочеными материями. В красных углах под образами стояли столы — дубовые и липовые, и дорогие с мраморными досками, резными украшениями и точеными ножками.
Все печи были мурамленые,[283] украшенные живописью, изображавшей травы, животных, птиц и людей.
Верхние помещения отапливались проводными трубами из нижних печей. В передней, служившей для приема лиц, имевших право входа в это отделение дворца, не было никакой иной мебели, кроме лавок вокруг стен и княжеских кресел, стоявших в переднем углу. В передней же комнате великий князь христосовался с боярами; в дни именин после обедни он раздавал здесь боярам и другим служилым людям меды и именинные пироги или калачи.
В комнате или кабинете князя, кроме обычных лавок, стояло кресло в переднем углу, перед ним стол, роскошно отделанный, покрытый красным сукном. На нем находились различные вещицы, письменные принадлежности и книги. Здесь можно было видеть бумаги в тетрадях и в свитках, стояла клеильница для склеивания бумажных столбцов, чернильница с песочницей и с трубкой для лебяжьих перьев. На письменном приборе лежали свистелка, зуботычки и уховертка; свистелка иногда заменяла колокольчик.
Кроме лавок, кресла и стола, в комнате находились еще поставцы, шкафы с полками или выдвижными ящиками для хранения бумаг и других вещей. На поставцах ставили как лучшее украшение, дорогую посуду и разные диковинные вещицы, например, сундучки. В них были «сделаны»: в одном — «преступление Адама в раю», в другом — «дом Давыдов». Комнаты украшались еще клетками с попугаями и другими птицами.
В опочивальне или постельной стояли кровати, кои устраивались шатрами или балдахинами…
Великие князья в особенности любили свою ложеницу. Здесь стояла большая (двуспальная) пуховая кровать, резная, золоченая на витых столбах; кругом кровати верхние и исподние подзоры были позолочены. Наволока — тафтяная, желтая. Бумажник (тюфяк из хлопчатой бумаги, кой всегда лежал под постелью) с наволокой из червчатой тафты. Взголовье (длинная подушка во всю ширину постели) пуховое, также с наволокой из красной тафты. Одеяло — из камки кизылбашской, «по серебряной земле травы шелк гвоздичен, зелен, червчат; в травах — листье золотное с розными шолки; грива (кайма) — атлас золотной по зеленой земле полосы с белым да червчатым шолком; грива — атлас золотной по лазоревой земле, низана жемчугом; в гриве — каменья 17 лалов, да 24 яхонта лазоревы, 23 изумруда… Под постелью — ковер цветной велик…»
Как снаружи, так и внутри княжеский каменный дворец в Киеве поражал современников своим великолепием и казался чудом искусства.
