Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Как снаружи, так и внутри княжеский каменный дворец в Киеве поражал современников своим великолепием и казался чудом искусства.
Святополк принял бояр на троне, высоких креслах из чистого серебра с позолотой, под балдахином, кой украшал двуглавый орел с распущенными крыльями, вылитый из чистого золота. Под орлом, внутри, находилось Распятие, также золотое, с большим восточным топазом. Над креслами была икона Богоматери, осыпанная драгоценными каменьями.
Трон всем своим видом подчеркивал силу и власть государя.
Святополк обвел неспешным взглядом своих доверенных бояр и произнес:
— Только вам я могу сказать доподлинную правду, ибо мы с вами одной веревочкой связаны… Болеслав по доброй воле не уйдет из Киева. Не собираются уходить из южных городов и его войска. Чернь уже готова взяться за оружие. Но замятня чревата злоключением. Народ сметет и ляхов, и тех, кто дозволил им грабить города. Я ясно говорю, бояре?
— Уж куда ясней, великий князь. Ни тебе, ни нам не жить на белом свете, — откровенно молвил Путша. — Надо поступить хитрее.
— Вот и я о том же, бояре. Заслуга расправы с ляхами должна принадлежать нам. Надо в каждом городе зело напоить польских вояк и перебить силами дружинников. Перебить ночью! Всех до единого!
— Мудры слова твои, великий князь. Народ нас на руках будет носить! — воодушевился Еловит.
— А коль так, нынче же разъезжайтесь по городам и от моего имени отдайте приказ воеводам крепостей. И пусть казны на пиры не жалеют! Киевом же я сам займусь.
Болеслав узнал о заговоре зятя слишком поздно: его воины по всем южным городам были уже перебиты.
Король с сотней отборных воинов задумал мчать из Берестова в Киев, дабы убить Святополка, но его вовремя остановил епископ Анастас, прибывший ночью из своей Десятинной церкви. Этот грек давно уже вошел в доверие Болеслава.
Когда король решил посмотреть храм Пресвятой Богородицы, то его беседа с владыкой состоялась в исповедальне, чему немало удивились приближенные Болеслава. Тот хоть и христианин, но вот уже несколько лет привержен католицизму.[284]
У короля же были свои причины тайно побеседовать с Анастасом. Победоносная война принесла ему огромную казну, и он в первые дни пребывания в Киеве, не слишком доверяя Святополку, не знал, как и где ее сохранить.
На этот вопрос без колебаний ответил Анастас:
— Я помогу вашему величеству. Мой храм — самый надежный сторожевой. Но желательно перевезти казну ночью. Я готов быть для тебя, ваше величество, самым преданным человеком.
«Хитрый грек умел подольститься к каждому сильному и менял отечество, смотря по выгодам», — скажет летописец.
Болеслав, не любивший ходить вдоль да около, прямо спросил:
— А не обманешь меня, владыка? Соблазн слишком велик.
— В моем сане обманывать — понести тяжкий грех перед Христом.
— Но ты же преданно служил князю Владимиру.
Ни тени смущения не промелькнуло в лице грека.
— Князей много, а королей единицы. Служить тебе, ваше величество, большая честь…
И вот Анастас примчался ночью к Болеславу с казной короля, казной Десятинной церкви… и казной Святополка, кой, страшась за свое богатство (практически, богатство, накопленное князем Ярославом) счел нужным сохранить его в храме Богородицы.
— В Киеве мятеж, ваше величество. Польские воины перебиты дружинниками Святополка.
— Как это могло случиться?! — рассвирепел Болеслав.
— Святополк напоил твоих воинов, а затем приказал всех убить. Никто и пальцем не мог пошевелить. Утром же твой зять выступит на Берестово. Надо спасаться, ваше величество.
— Я никогда не бегал даже от самого лютого врага!
— У вашего величества нет выбора.
Болеслав скрипнул зубами. Этот Святополк и в самом деле сущий дьявол. Он не только умертвил своих братьев, но и решил убить тестя, который отвоевал ему великое княжение. Мерзавец!
Несколько минут Болеслав пребывал в нерешительности. Рушились все его тщеславные планы. Как ему хотелось повелевать Русью!
Мысли короля шли еще дальше. Болеслав мечтал объединить Русь и Польшу в единое государство, кое помышлял назвать Польской империей… Не получилось. Хорошо, что еще Анастас привез несметную казну. Он обворовал и Святополка, и свой храм, а теперь просится в Польшу. Скверный человек, но пусть едет.
Захватив с собой сестру Ярослава, некоторых наложниц и бояр, кои еще до заговора приехали к королю, в надежде стать его «русскими» приближенными, Болеслав бежал в Польшу.
Святополк вновь торжествовал.
Но вскоре радость великого князя померкла: вся его казна исчезла вместе с Анастасом.
Святополк пришел в неистовство.
Глава 7
НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ
Великая княгиня окончательно заблудилась. Она пыталась кричать, но никто не отзывался. В душу Ирины вселился страх.
Она стояла посреди глухого сумрачного леса. Небо, затянутое темно-сизыми тучами и закрытое густыми ветвями деревьев, едва проглядывалось.
Господи! В какую же сторону идти?
Ирина, выбросив грибы, порывисто зашагала влево, но лес предстал сплошной стеной, тогда она повернула вправо, но и здесь оказалась такая глушь, что княгиня побежала вспять.
Ветви царапали ее тело, но она все бежала и бежала с отчаянной мыслю: выбраться, непременно выбраться из этих диких, мрачных трущоб.
И вот, наконец, лес слегка поредел, и княгиня вышла на какую-то поляну, заросшую высоким папоротником; за поляной же завиднелся редкий березняк.
Ирина повеселела. Надо идти в этот березняк, за которым, возможно, начнется та самая чудесная березовая пуща, где ее поджидают Мария и Настена.
Она вступила в березняк и увидела среди чахлых деревьев множество кочек, усыпанных яркими, рдяными бусинками-ягодами.
«Как красиво», — невольно подумалось княгине.
Она сделала несколько шагов, и вдруг почувствовала, как ее ноги в кожаных ичигах начали проваливаться в зыбкую почву.
Тогда следующий ее шаг был на кочку, которая лишь слегка осела, и Ирина поняла, что только по этим кочкам она может пересечь тощий березняк.
Где-то на середине пути она оступилась и немедля провалилась по пояс в трясину.
«Господи! Да это же болото», — с ужасом подумала она, изо всех сил рванувшись из зыбуна, норовя подтянуть свое тело к убогой березке. Но как она ни старалась, все было тщетно.
Болото все глубже и глубже засасывало свою жертву в мертвую топь. В жизни княгини наступили самые страшные минуты.
«Это конец! Прощай, Ярослав. Прощай белый свет… Какая жуткая смерть!»
Но Ирине не хотелось умирать, и она, разумея, что никто уже ее не услышит, всё же закричала о помощи, закричала на своем родном языке.
Затихла она тогда, когда испуганный и охрипший голос ее совсем обессилел.
И вдруг в ее помутневшем сознании, словно что-то прошелестело: «Держись».
«Я схожу с ума. Господи!»
Но спасительное слово вновь повторилось, теперь уже явственней и громче:
— Держись!
К Ирине, с валежиной в руке, осторожно полз человек.
— Я сейчас. Держись!
Теперь, вместо страха, душу княгини заполонила безудержная радость: ее спасут, она будет жить!
Но путь к спасению был не таким уж и легким. Неведомо откуда взявшийся человек вытягивал Ирину из болота добрых полчаса, пока оба не оказались на тверди.
Уставшая княгиня, привалившись к мшистому дереву, отдыхала и вглядывалась признательными глазами в своего спасителя.
Это был высокий, стройный мужчина лет тридцати, с красивыми чертами лица и с густой копной русых волос, перетянутых на лбу узким кожаным ремешком. На нем была длинная до колен белая (теперь вся заляпанная грязью) рубаха, опоясанная кожаным поясом, к коему был пристегнут охотничий кинжал (с костяной ручкой) в берестяных ножнах. Поверх груди висел амулет на черном крученом гайтане. Ноги обуты в легкие мягкие чеботы.
От всего облика незнакомца веяло силой, спокойствием и какой-то необычной уверенностью. Особенно обращали на себя внимание его зеленоватые глаза (тоже какие-то исключительные), излучающие в данную минуту теплоту и неподдельное сочувствие к перепуганной женщине.
— Кто ты? — после непродолжительного молчания спросила княгиня.
— Охотник.
— Назови имя свое.
— Охотник.
— Ты немногословен, мой избавитель. Тебя и впрямь зовут Охотником?
— Да.
— А где ты живешь, Охотник?
— Всюду.
Ирина пожала плечами. Какой загадочный человек!
— Дело твое. Можешь не рассказывать. А я представлюсь. Ты спас великую княгиню, супругу Ярослава Владимировича.
Глаза незнакомца дрогнули, в них, как показалось Ирине, застыло удивление, но оно вскоре исчезло.
