Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
– Дадите мне помолиться, господа большевики? – попросил князь.
– Это можно, только побыстрей, времени у нас маловато, – сказал сопровождавший его чекист.
Перекрестившись, бывалый воин и офицер собрался с силами, которыми его могучую фигуру Господь не обидел. Нет, не мог он просто так уйти без борьбы. Ещё мгновение – и он, схватив двоих, ближе всех стоящих к нему, и треснув их лбами, толкнул в зияющую пропасть шахты. Потом поймал за шиворот следующего, но тут грянул выстрел, и Великий князь рухнул, как могучий дуб, поваленный грозной стихией. А из шахты раздалось пение церковного псалма. Исполнители воли «революционного народа в лице партии большевиков» бросили в ствол шахты несколько гранат и хладнокровно, не оборачиваясь, отправились в обратный путь. А крестьяне окрестных деревень ещё долго слышали подземное пение и стоны. Казалось, что плачет сама земля.
Жители города ночью были разбужены поднявшейся стрельбой и взрывами гранат. Наутро появились расклеенные объявления о похищении Великих князей бандой белогвардейцев. Но этому мало кто верил из горожан. Только по утрам, когда на северную часть города спускался туман, люди видели силуэт белой женщины, медленно идущей по улице и осеняющей всё на своём пути крестным знамением…
Глава 8
Судьбоносные встречи
В конце июля поредевший отряд Георгия Глухих прибыл в Алапаевск. В связи с новыми победами белых в городе было неспокойно. По объявленной мобилизации в алапаевских волостях и прилегающим к ним ирбитским создавался полк. К их прибытию уже три батальона были сформированы. Причём в этом подразделении присутствовали все рода войск: была здесь и артиллерия, и пехота, и кавалерия, даже инженерная рота.
Прибывший отряд распределили по этим трём батальонам, а Глухих стал командовать 2-м батальоном. Романа Федорахина как бывшего кавалериста определили по назначению в 1-й батальон, которым командовал Коростелёв, рабочий Шайтанского завода, вальцовщик, любитель выпить и поскандалить. Вновь созданную боевую единицу сейчас же начали обучать бывалые фронтовики, равномерно распределённые по ротам. Полк получился самым разношёрстным, кого здесь только ни увидел Роман… Вчерашние рабочие, крестьяне, в том числе и его земляки, совсем ещё безусые юнцы – и пожилые мужики, а в обозе служил даже безрукий! Однажды увидев Серебрякова, Роман подошёл к нему и спросил:
– Ну и воинство собрали! А где бывшие фронтовики?
– Кого нашли, кто сам добровольно вызвался, вроде тебя – их распределили по частям полка. А вообще эти бывшие – народ ненадёжный, бунтовали в Старой армии, бунтуют и сейчас.
– Не без вашей помощи… Ну да ладно, у кого мне можно домой отпроситься?
– Нежелательно тебе там появляться. Неспокойно сейчас в сёлах, начиная с Монастырского и Костино[16], – везде восстания. Придёшь туда победителем вместе с Красной армией.
Весь город был превращён в военный лагерь. Все административные помещения были заняты под казармы. Роман, определённый в первый батальон, занял место в одной из таких казарм. На следующий день погнали всех на стрельбище: кого на Елуниху, кого на Средние Ямы. Здесь Федорахин неожиданно встретил своего соседа дядю Гордея, одного из захудалых жителей деревни, вечно пьяного и весёлого крестьянина. Он часто батрачил, как в своей деревне, так и в других деревнях. Несмотря на то, что у него была большая семья, полученный им заработок, как правило, шёл на пропой.
После стрельбы Роман подошёл к нему:
– Дядя Гордей, как там наши?
– А, Роман! Привет! Твои ничего живут, вот только на тебя мужики злые за поджог.
– Какие это мужики, Бучинины, что ли?
Гордей ухмыльнулся:
– Сход собирали. Отцу твоему досталось, отречься ему от тебя советовали.
– Ладно, мы ещё туда вернёмся и разберёмся.
Вдруг дядя Гордей хитровато сощурил глаза:
– А своего дружка ты не видал, Митьку? Тоже в нашем батальоне, в наряде сегодня по городу патрулирует.
– Митька в Красной армии?!
Роман скорее бы поверил, что Нейва повернулась вспять…
– Врёшь!
– Сам увидишь! – торжествующе сказал односельчанин.
Вечером Федорахин пошёл прогуляться. Ноги сами понесли его к напольной школе. По возвращении после военных действий в Алапаевск, его, как и прочих, поразила новость о похищении князей. Многие красноармейцы недоумённо задавались вопросом, как в городе, наводнённом войсками, могло произойти такое?! Подойдя к зданию школы, красноармеец долго стоял, вспоминая тот весенний день, идущих в церковь мужчин и белокожую женщину с таким запоминающимся лицом… Затем направился в казармы третьего батальона, где служил его дружок Федька.
Но не успел он сделать и несколько шагов, как его окликнул женский голос:
– Господин солдат!
Роман обернулся. Перед ним стояла голубоглазая красивая горожанка.
– Я не господин.
– Ох! Извините, товарищ красноармеец, вы не проводите меня до моей квартиры по незнакомому городу. Я учительница Елена Орловская.
Федорахин как деревенский житель не жаловал вниманием городских девок, не понимая, каким образом эти изнеженные создания могут быть помощницами в хозяйстве. Нехотя он кивнул и пошёл с ней рядом.
– Вы, очевидно, скоро идёте на войну?
– Не знаю. Скажут – пойдём, – ответил Роман.
– И вы будете стрелять в своих?
– Они тоже будут в нас стрелять.
– Как это всё ужасно! Ведь у меня там друг… – тихо сказала учительница.
– Офицер, наверное? – спросил Федорахин.
– Разве все офицеры плохие люди? Вот как те князья, которых содержали в той школе, на которую вы так долго смотрели…
– Я ничего не сказал о них плохого, просто они идут на наш город войной, а мы его защищаем.
Роман попытался разъяснить по-своему происходившие события, но давно уже чувствовал, что и сам многого не может понять. Ведь в отличие от дяди, Серебрякова и Швейцова он оказался в рядах красной армии из-за неудавшейся любви, злобы на обидчиков и, наконец, во имя собственного спасения от ответственности за содеянное. Прощаясь со своей спутницей и желая смягчить свои первые грубые ответы, он в смятении сознался:
– Знаете, Елена, я и сам не понимаю, что происходит. Если бы не девка, вряд ли я здесь оказался бы. И поверьте мне, я ничего не имею против вашего жениха.
– Дай Бог, чтобы вы прозрели, ведь вы ещё молоды, – сказала на прощание Орловская.
Зайдя в казармы третьего батальона, Роман не нашёл Фёдора, и передав записку одному из красноармейцев, отправился в свой батальон. На улице уже стемнело. Дорога в его казарму лежала через мост, соединяющий северную часть города с южной. Когда-то под этим мостом бурлила вода, а потом спустили
