Дочь понтифика - Дарио Фо
– Прекрасно известно. Как и имя того, кто всемерно посодействовал преследованию Джироламо и устранению доброй половины его сторонников.
– И кто же это?
– Ты, сын мой.
– Что ты говоришь, отец? Как бы я мог это сделать?
– А вот так: епископ Перуджи получил поддельное бреве об отлучении Савонаролы от церкви. Фальшивка, но поначалу синьория поверила в ее подлинность. Затем, к счастью, все поняли, что тут подлог, дорогой Чезаре.
– И ты считаешь, что пружиной интриги был я?
– Разумеется, милый. Ничего тебе от меня не скрыть, я всегда узнаю о твоих проделках.
– Мы попусту потратили слова, отец. Впрочем, я заранее подозревал, что так и случится. Просто считал за обязанность тебя предупредить. Поверь: когда ты окажешься в опасности, я буду готов прийти тебе на помощь. Целую тебя, папа, adiós.
Продолжившиеся реформы Александра VI запретили служителям церкви устраивать пышные пиры, карнавалы и турниры. Частные вечеринки упразднены не были, они разрешались и пользовались успехом. Как, например, та, которую мы собираемся описать, устроенная конгрегацией гумилиатов[23], освобожденной святым отцом от гонений. Собственно говоря, этому событию и был посвящен праздник.
Непредвиденная любовь
И вот мы опять встречаем Лукрецию, на этот раз – в роли приветливой хозяйки, встречающей гостей, знакомящей их друг с другом, создающей непринужденную атмосферу. В помощницах у нее Джулия Фарнезе, от которой, впрочем, толку немного: она вся погружена в собственные печали и то и дело пускает слезу – недавно понтифик объявил, что вынужден с ней расстаться.
Оркестр приветствует музыкой каждого нового гостя. Царит несколько пасторальный дух невинного ухаживания и заигрывания. Всем (кроме Джулии) весело. Неожиданно появляются двое юных неаполитанцев. Это ж надо, какие красавцы! Особенно вон тот, лет восемнадцати, который отвесил Лукреции столь преувеличенный поклон, что вызвал у окружающих смех. Еще забавнее, что, выпрямляясь, он потерял равновесие и чуть не грохнулся. Лукреция пытается его поддержать и невольно оказывается в объятиях молодого человека. Пара застывает как зачарованная, глаза в глаза.
Альфонсо Арагонский
Ясное дело: перед нами классический случай любви с первого взгляда. Вновь обретя способность двигаться, они весь вечер ни на минуту не расстаются. Беседы, которые они ведут между собой, достойны «Ромео и Джульетты».
– Кто ты? – спрашивает юноша.
И она отвечает:
– Служанка.
– Чья?
– Донны Лукреции, ты ее знаешь?
– Нет, но много слышал о ней.
– Хорошего или плохого?
– Я бы сказал, прекрасного. Я живу в Неаполе, а там у нас дочь папы – почти легенда.
– Лукреции, наверное, понравились бы такие отзывы. К сожалению, донны здесь нет; непонятно, куда она делась. А ты, кто ты?
– Конюх герцога Неаполитанского. Которого здесь тоже нет.
– Смотри, раздают маски из папье-маше, какую выберешь?
– Ну… Если ты не хочешь больше видеть мое лицо…
– Дело не в том, что ты! Но скоро все будут в них, глупо выделяться.
Надевают маски.
Лукреция спрашивает:
– И все же, как тебя зовут?
– Предпочту не говорить. А то еще прогонят прочь как нечего делать.
– Почему?
– Мое имя не очень-то любят в Риме.
– Ладно, не хочешь – не надо. Я сама придумаю. Как тебе нравится Альфонсо?
– Недурственно. А тебя как зовут?
– Дай мне имя сам, как я тебе.
– Хорошо, тогда ты – Эмилиана.
– Красиво! Мне нравится.
– Почему ты пожелала, чтобы я тебя назвал?
– Потому что нахожусь здесь инкогнито.
– Опять – почему?
– Я сбежала из монастыря в тот самый день, когда должна была принять постриг.
– Ну и ну! Мне трудно в это поверить.
– А во что легко? Что я девица легкого поведения, пришедшая сюда чуток подзаработать?
Слово за слово, фраза за фразой – и оказалось, что они совершенно одни.
Заметив это, молодой человек восклицает:
– Вот так раз! Где же остальные? Где Джулия, которая все время грустила? Та дама, которую ты называла тетушкой? Мой добрый приятель Людовико? Стоило мне выйти на балкон, чтобы дохнуть свежего воздуха, как все исчезли. Возвращаюсь – никого, только ты. Куда ж они подевались?
– Ушли.
– Как так?
– Говорят, несчастный случай с сыном Адрианы, ну, той, которая тетушка. Кстати, он муж Джулии.
– Надо же! А что с ним случилось?
– Не волнуйся, ничего серьезного.
– Слава богу! Но зачем они увели с собой Людовико и всех остальных?
– Если честно, я думаю, что несчастный случай – выдумка. Просто нас решили оставить наедине. Правда, отличный подарок? Весь дом теперь наш. Или тебе это не совсем по душе?
– Нет, что ты! А чей это дом?
– Мой.
– Твой? Ну и ну!.. А когда они вернутся?
– Не беспокойся об этом, лучше присядь, – и Лукреция указывает место на диване рядом с собой.
Он садится, неловко озирается, одергивает одежду.
– Кажется, я выгляжу последним идиотом, но как-то мне не по себе…
– Отчего же?
– Ну, не знаю… Чуть тебя сегодня увидел, подумал: «Настоящая королева!»
– О! Спасибо! Приятно такое слышать, – и она берет его за руку. – Говоришь, тебе двадцать?
– Это я от смущения давеча ляпнул. Вообще-то, мне семнадцать… скоро исполнится.
– Не волнуйся: двадцать, семнадцать – какая разница? Мне всего на год больше.
– На год больше, чем сколько? Семнадцать или двадцать?
– Семнадцать.
– Значит, восемнадцать.
– А у тебя в Неаполе есть девушка?
– Да, но она об этом еще не знает.
– То есть… Как бы лучше выразиться… Ты ей пока не признался?
– Ну да… По правде – тебе я могу сказать – у меня до сих пор не было женщин.
– Совсем?
– Почти. Недавно друзья решили подшутить надо мной: повели вроде как в гости, а на самом деле – в бордель. Та, с которой я оказался, донага разделась и говорит: «Чего тянешь? Скидывай шмотки – и давай!» Ну я и сбежал.
– Почему? Она была уродина?
– Не знаю, не успел разглядеть как следует. Как-то неудобно пялиться на голую женщину, которую и не знаешь толком.
– Но меня-то ты знаешь. Если я разденусь, станешь на меня пялиться?
– О боже… Ты шутишь?
– Вовсе нет! Скидывай шмотки – и давай!
– Как это? Так просто? Сразу?
– Ты прав, для начала надо бы нам получше познакомиться. Спрашивай о чем хочешь.
– Мне кажется, у тебя уже кто-то был. Сколько?
– С ходу не сосчитать… Дыши ровней – на этот раз действительно шучу! Между прочим, я замужем.
– В смысле у тебя есть муж?
– Как раз наоборот – мужа нет. Меня выдали за него, потому что… Но не
