Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода
Раиса до последней минуты не ждала, что вызовут ее, и сделала положенный шаг вперед только когда Лескова ее тихонько подтолкнула. Добро, что «Служу Советскому Союзу!» отчеканила как положено.
Ей случалось получать благодарности по службе до войны и на фронте, но не более того. У врачей, Раиса заметила, вообще наград мало. У Алексея Петровича за Финскую так вообще ничего, только у Денисенко, помнится, была «Красная Звезда». А тут… «За отвагу» медаль боевая, солдатская. С такой брат с Финской пришел, но он боец, а Раиса? Мина, это, конечно, страшно. Но по уму так награждать надо прежде всего Прокофьеву. И саперов, вместе с раненым, потому что с такой смертельной штукой в плече еще и о товарищах заботиться, в самом деле подвиг.
А вторая медаль подле первой давила на сердце, колола как засевший осколок. Разве Раиса обороняла Севастополь? Она немцев-то видела полторы минуты в бинокль! И не будь рядом Алексея Петровича с пулеметом, это было бы последнее, что она увидеть успела в жизни. Да, работы было как нигде. В поту и крови выше глаз. Но ведь это у всех так, медицина — она и в тылу труд тяжкий, тоже бывает ночей не спишь. Но разве Раиса — боец?
С кем поделиться тем, что на душе кипит сейчас? С Лесковой? Она и хороший товарищ, и кроме того, парторг. Но нет… Даже ей не может Раиса доверить своих мыслей. Брату бы сказала, если бы он рядом был. И Алексею Петровичу еще… будь он жив.
Но чего точно не ждала Раиса, что на следующее утро, прямо после подъема, ее вызовет командир и вручит предписание о переводе в другую дивизию. Сначала она ушам своим не поверила. Как переводят? Почему? Только привыкнуть успела, новому выучиться — и на тебе.
— Я тебя в конце концов не для себя учила, а для победы, — Ольга Никаноровна говорила как всегда спокойно и твердо, — Там командир хороший, сработаетесь.
Кто другой сказал бы «уверена, что сработаетесь» или «постарайтесь сработаться», или даже что-нибудь вроде «приказываю сработаться» или «обещаю, сработаетесь». Но Прокофьева была верна себе, и говорила как наперед знала.
— Где же я еще такого командира как вы найду? — вырвалось у Раисы.
— А ты не ищи такого же — в одну реку два раза не войдешь, — второй раз за все время службы лейтенант Поливанова увидела, что ее начальник улыбается, — Работай как у меня работала, и все сможешь. После войны увидимся.
Она пожала ей руку, от души, не как командир, а как старший товарищ. Пальцы у Прокофьевой были сильные, жесткие. И сказано все было опять с той одной ей присущей уверенностью, будто все уж наперед знала — и когда война кончится, и то, что обе они войну эту переживут, и место встречи, и точный ее день и час. Раиса с трудом удержалась, чтобы спросить, где, мол, и во сколько увидимся?
Провожали ее всей дружной компанией. Аня Родионова даже всплакнула. Кочетков долго жал руку, обещал, что если доживет до конца войны, то воспоминания напишет и в них нипочем Раису не забудет. Непонятно, насколько сам он в это верил, но Раиса в душе была согласна на воспоминания, даже если Кочетков там ее фамилию перепутает. Главное, пусть жив останется.
Ведерникова вручила на дорогу банку американских консервов.
— Мало ли, сколько топать придется, держи. Мы тут не отощаем.
— Ты смотри, перед начальством новым, хорошее оно там или как, сходу особо не мелькай, — напутствовала Лескова, — ни опытом, ни, — она хлопнула себя по бедрам, — ни объемами. Сходу это мало кто оценить сможет. Вот притретесь друг к другу, тогда уж.
— Я кроме опыта ничем показываться не буду! — нахмурилась было Раиса.
— Не зарекайся, — улыбнулась Галина Алексеевна, — От любви и насморка никого еще бог не уберег.
Раиса взглянула ей в лицо, а она улыбку прячет. И глаза щурит точь-в-точь как доброй памяти Светка Прошкина, соседушка дорогая… Хором расхохотались.
* * *
Дорога к новому месту была привычной. Привычно пыльной, привычно долгой. Разве что без команды «Воздух!» пока обходилось, благо за воздухом большую часть пути было, кому следить: подобрала машина, идущая на аэродром. В кузове ехали какие-то важные самолетные запчасти, упрятанные под брезент, как уверял сопровождавший их лейтенант-летчик, «по соображением секретности, это вам, товарищ доктор, не йод с зеленкой».
Сначала попутчик смешил Раису какими-то летными байками, она другой заковыристее, уж не знаешь, где верить, где нет. Потом, энергично жестикулируя, стал показывать, как давеча оторвал «худому» хвост по самую кабину. Раиса слушала, вежливо улыбаясь, но на попытку лейтенанта как бы случайно, на ухабе, привалиться к ее плечу, сурово его отодвинула.
Летчик заупрямился. Он был в одном с Раисой звании, с орденом «Красной Звезды», выглядел браво и явно не привык, чтобы его так осаживали. В конце-концов на очередном ухабе он был отправлен на лысую гору к ведьмам. Раиса постучала в кабину шоферу и когда тот притормозил, легко спрыгнула через борт, как прыгала при воздушном налете.
— Виражи вокруг «лаптежника» нарезать будешь! — отрубила она, решив, что лучше отмахает сколько-нибудь пешком, чем дальше отбиваться от настырного кавалера.
— Да что «лаптежник», у меня с ними разговор короткий, раз — и в дамки!
— Ну и совет вам да любовь! — припечатала Раиса.
Лейтенант на несколько секунд даже дар речи потерял. Но в последний момент нашелся и прощальное слово оставил за собой:
— Уж не знаю, товарищ лейтенант медицинской службы, повезет кому-то с такой языкастой или наоборот, небо с овчинку покажется.
Дальше Раиса шла пешком и даже хотела было отказаться, когда рядом с ней притормозил еще какой-то «ГАЗик» с затянутым брезентом кузовом. И лишь когда он остановился, разглядела на пыльном зеленом тенте сильно выцветший красный крест. Свои! Вот таким приглашением подвезти можно и воспользоваться.
Углядев в кабине, кроме шофера, еще и пассажира, очевидно командира, Раиса поправила пилотку, застегнула верхнюю пуговицу гимнастерки и зашагала к машине.
Дверца кабины распахнулась.
— Вы не к нам ли в медсанбат так торопитесь, товарищ лейтенант
