Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода
— Вы про пункции по Штерн?
— Не только. Первый вопрос на повестке, сейчас сами узнаете.
— Прошу садиться, товарищи, — хотя начальник санслужбы армии и старался говорить негромко, голос его звучал как близкая канонада, — Сейчас, когда командование фронтом отдало приказ перейти к обороне, наша с вами основная задача — оценить то, чего мы сумели добиться на нашем участке за последние месяцы. Чтобы взять на вооружение передовые методы и не допускать тяжких ошибок. Цена ошибки командира — жизнь бойцов его подразделения. Цена ошибки врача — жизнь пациента. Во время июльского наступления врачами нашей армии были предприняты попытки противостоять шоку с применением новых методик. К сожалению, пока неуспешные. Товарищи из 393-го медсанбата тут присутствуют. Расскажите нам, пожалуйста, капитан Федюхин, что и как было сделано и каков итог.
На его слова из крайнего ряда пружинисто поднялся молодой еще капитан медслужбы, довольно видный мужчина, с очень бледным и напряженном лицом.
— Товарищи, как врач и как коммунист, я совершил непростительную ошибку, — начал он почти бесцветным голосом, глядя перед собой.
— Ближе к делу, — перебил начсанарм.
— Слушаюсь, т-товарищ полковник. Мною была предпринята попытка организовать вывод раненых в живот из шока еще в полку. Последствия моих ошибочных действий непростительны и я…
— Товарищ капитан, — снова прервал его начальник санитарной службы, — Мы все понимаем, как вы глубоко переживаете вашу неудачу, но мы здесь собрались не для того, чтобы вам публично сочувствовать или тем более осуждать. А для того, чтобы этот горький опыт не пропал даром. Пожалуйста, придерживайтесь основной темы. Переживать после войны в мемуарах будете.
На упоминание о мемуарах кто-то из слушателей улыбнулся. Федюхин чуть приободрился и начал докладывать.
Прокофьева слушала, хмурясь. Она хорошо понимала этого бледного капитана, который на совещание явился как на трибунал. Ошибки врача могут стоить очень дорого.
Но путь, которым он шел, на взгляд самой Ольги Никаноровны, начинался правильно. Вот только на каком-то моменте свернул не туда. Шок — главный враг хирурга. Попытка его опередить, да подай кто такую идею самой Прокофьевой, она бы наверняка за нее ухватилась. Хотя… Стоп! Что он там говорит про тромб? Мы должны действовать так, будто он уже есть. Вот оно! Ты, товарищ капитан, остановился там, где нельзя было останавливаться. Начали вывод из шока — всё, дальше только на стол.
'Он ведь сам сейчас подсказал себе ответ. Интересно, понял это или нет? — думала Прокофьева, как всегда быстро набрасывая в блокноте выводы из услышанного, — Похоже, не понял. Опять пошел себя винить. Отставить каяться! Ты не у попа на исповеди!" — хотелось прикрикнуть на него Ольге Никаноровне. Видимо, что-то в ее лице смутило докладчика, потому что он запнулся и закончил сухо и коротко, что мол понял главную ошибку, и считает своим долгом искать выход.
«Хоть что-то!» — доклад капитана Федюхина навел доктора Прокофьеву на вполне конкретные мысли. Вынести помощь в полк можно. Важнее понять, какую именно. Вот за что нужно зацепиться. Обсудить по прибытии с товарищами.
Непосредственный начальник Федюхина со своим докладом вызвал у Прокофьевой полное одобрение. Она ценила людей, умеющих доходчиво и точно объяснять, а сменивший Левина на посту командира военврач мог, пожалуй, заткнуть за пояс половину ленинградских лекторов из ВМА, у которых училась когда-то Ольга Никаноровна.
О провале с попыткой стабилизировать раненых в живот он сказал буквально два слова.
— За неудачу товарища Федюхина я несу свою долю ответственности. Я утвердил и рекомендовал эту попытку. Все, что мы можем сделать теперь, это извлечь из нашей неудачи уроки. Хорошо бы снабдить каждый полковой медпункт аппаратом Рива-Роччи для насколько возможно раннего выявления шока и возможно быстрой эвакуации, — докладывал майор.
Начсанарм печально вздохнул и сделал пометку в блокноте. Прокофьева понимающе кивнула. На весь ее медсанбат сфигмоманометр был ровно один и берегли его пуще глаза, потому что понимали — разобьется и все, хоть за линию фронта ползи за новым.
— Наш опыт показал в то же время, что телефонная связь между ПМП и МСБ возможна и очень помогает в работе. Так же о транспорте, товарищи. Опыт нашего последнего наступления показал, что на этом участке многие проблемы не изжиты. Необходимо довести до осознания всеми шоферами о необходимости везти раненых со скоростью не более 5–6 км/ч. Любая гонка машины с ранеными должна первый раз рассматриваться как халатность, второй — как вредительство, — последнее слово майор выделил особо.
Прокофьева кивнула, соглашаясь. Транспорт — беда общая. Только два дня назад у нее был очень крупный разговор с командиром дивизионного автобата, который совершенно безобразно распустил личный состав.
— Опробованная еще под Севастополем идея, что каждый автомобиль обратного порожняка должен получить в путевом листе отметку полкового и дивизионного медицинских пунктов оправдала себя полностью: 80% раненых доставлены из батальона в дивизию быстрее, чем за 4 часа. Время доставки раненого до батальонного медпункта я специально не рассматриваю, оно определяется больше санитарно-тактической обстановкой, чем нашей работой.
— Вы хотите сказать, что неважно, за сколько времени доставят в батальон? — спросил кто-то с места.
Голос был молодой и резкий. Прокофьевой не нужно было оборачиваться на спрашивающего, чтобы понять, что это тот самый новый командир МСБ у гвардейцев. Молодой и как все молодые начальники, очень критичный и не сразу ловящий суть.
— Я хочу сказать, что если мы оцениваем работу санитарного транспорта, мы должны исключить тот участок, на котором санитарный транспорт не работает. Вопрос доставки раненого до батальонного медпункта, это вопрос умения санитаров применяться к местности и удачи.
— Удачи⁈ Я не ослышался? — тот аж вскочил.
На взгляд Прокофьевой, так рваться в спор мог только человек, еще ни разу не побывавший под обстрелом.
— Раненый может оказаться в таком месте, эвакуация из которого вообще невозможна до наступления темноты, — веско ответил начальник МСБ, — Мы не можем повлиять ни на характер местности, ни на условия видимости. Поэтому их я отношу к категории удачи.
«Правильно», — негромко обронила Ольга Никаноровна. Ход мыслей немолодого строгого
