Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода
Майор Прокофьева не любила, когда начальство обращается с просьбами. На приказ нужно отвечать «есть, товарищ полковник!» и точка. Хотя и просьбу эту понять можно. Она мысленно представила себе нового начальника медсанбата. Противопоказаний к передаче под его командование хорошего специалиста не нашла. И выставила свои условия.
— Хорошо, — ответила она вместо привычного «есть», — У меня есть операционная сестра с отличной подготовкой. С фронтовым опытом. Может при необходимости быть наркотизатором. При не самых сложных операциях, пока. Но, товарищ полковник. Вместе с предписанием, я вручу ей заслуженную награду, — и Прокофьева вынула из планшета заранее заполненное представление на медаль «За отвагу», — Вы же лучше меня знаете, человек в одну сторону, документы в другую, и хорошо, если хоть после войны встретятся.
— Мне про ваш случай с миной уже звонили из штаба фронта, между прочим. Требуют подробный доклад. Ранение неразорвавшимся снарядом — случай редкий. Поэтому, документы на… — полковник взглянул в бумагу, — лейтенанта Поливанову я подпишу. Поливанова? На нее же вчера пришла медаль «За оборону Севастополя». Тоже, как видите, долго ее искала. Вот две и вручите, товарищ майор. И отправляйте своего лейтенанта на новое место службы. С медалями. Пусть несет вашу школу.
После беседы с начсанармом все выходили с разными выражениями лиц. Ну, Огнев, понятно, доволен, ему медсестру пообещали. Танкист вышел ошарашенный и все повторял «Дали фельдшера, дали!» Гвардеец, напротив, выскочил красный как рак, и что-то начал яростно строчить в блокноте. Не иначе, по качеству доклада да лишнему героизму прошлись. Ничего, пусть привыкает…
* * *
Раиса проснулась непривычно рано даже по фронтовым меркам. В крошечном окошке, затянутом плексигласом, едва светлело. Вся землянка еще спала крепким сном. Родионова, подложив руку под щеку, посапывала по-детски. Лескова рухнула даже не раздеваясь, только ремень сняла да надвинула на глаза пилотку.
Тихо, стараясь не шуметь, Раиса поднялась, торопливо оделась, только обуваться не стала, чтобы не потревожить никого, и выскользнула наружу босиком, неся сапоги в руках.
Солнце еще не поднялось. В балке, где вчера взорвали злополучную мину, качался сизый туман. Было не по-летнему холодно и стыло, но сон слетел, как не было. Ну, это как раз дело привычное. Важно, что страх вчерашний ушел без следа.
Первое, что попалось на глаза, пока шла умываться, незнакомая машина. Черная «эмка» у КПП. Неужели начальство пожаловало ни свет ни заря? Так, срочно приводить себя в порядок. Не хватало еще кому-нибудь из санслужбы дивизии попасться на глаза расхристанной, с распахнутым воротом и босой!
Но тут Раиса с удивлением заметила, что у «эмки» стоят двое — незнакомый командир и Ведерникова. Маленькую, похожую на оловянного солдатика Тамару Егоровну, которая, по примеру своего командира, тоже ходила в бриджах, а не в юбке, сложно с кем-то перепутать. А командир, с такого расстояния звания не разобрать, вдруг не таясь обнял ее и даже чуть на руки приподнял. Раиса, смутившись, отступила за ракитник. Неловко вышло, будто нарочно подсматривала! И поспешила вниз, в балку, где у ручья были устроены мостки. Умывалась долго и старательно, до тех пор, пока сверху не послышались шаги.
— Ну, ты ранняя птаха, — Ведерникова улыбалась устало и будто чуть виновато, — Неужели выспалась уже?
— Не знаю. Но спать все одно не выходит.
— Ну, теперь уже и подъем скоро. Давай, Рая, буди девчонок, сегодня пируем! Завтрак будет прямо как до войны.
Через полчаса Ведерникова делила между подругами американскую консервированную колбасу в банках, белый хлеб и даже конфеты. Последнее казалось чем-то фантастическим. Раиса и в Саратове-то их не видела, не то что на фронте. Майор Ведерников, безусловно, очень любил супругу. И постарался от души.
— Ешьте, девчата, заправляйтесь, — говорила Тамара, — Еще Кочеткову сейчас отнесу, для поправки здоровья. Главное, чтобы не упирался, Дон Кихот батальонный!
— Ох, Тома, балует тебя майор, а, — Родионова ухитрялась одновременно улыбаться и жевать.
— Горюшко мое… — Ведерникова покачала головой и глаза сделались печальными.
— Опять, что ли, уговаривал? — тут же спросила Лескова.
— Опять. И опасно, и сердце-то у него не на месте, и в ППГ врачей не хватает, чего упрямишься-то. Вот как проведал, что Ольгу Никаноровну чуть не затемно в штаб армии вызвали, так и прилетел, сокол.
— А чего вдруг в штарм-то сразу, не в дивизию?
— Говорили, что конференция. Всех дивизионных врачей собрали. Ну вот, только-только она уехала, Горюхин повез, как он сразу и прискакал. И опять пошел уговаривать перевестись подальше в тыл, — сетовала Тамара, — Думаете, от чего он примчался-то? Про мину эту узнал! О ней уж, поди, солдатский телеграф на весь фронт разнес. Вот и приехал убедиться, что все целы. Ну и снова о переводе затеял. Уж сколько раз твердила, не трави ты душу, дорогой мой товарищ майор, здесь мое место — не понимает.
— Эх, Тома, — вздохнула Лескова, — это тебе надо его по званию догонять, может, тогда поймет, когда ты сама майором будешь. Или он уж в подполковники выйдет?
— Да где ему, — Ведерникова улыбнулась печально, — нет, Галя, он уж теперь до пенсии в майорах проходит. Не все человеку дано. Ну и пусть, чай, не за званье замуж выходила. Главное, чтобы жив был, головушка бедовая. А погоны, да что тех погон…
В этот день Раисе пришлось побыть и операционной сестрой, и трижды наркотизатором. А потом еще и смену в перевязочной принять. Но это она сделала по собственному почину, упросив Лескову спрятать ее за любой работой, лишь бы не пришлось беседовать с нагрянувшими в расположение корреспондентами из фронтовой газеты. Не то, чтобы Раиса вовсе их не любила, по сорок первому году товарищи добром запомнились, но нынешних гостей интересовала опять эта трижды клятая мина. А рассказывать про нее, да еще теми словами, которыми положено говорить для газеты, не хотелось отчаянно.
Военкоров взяла на себя Родионова, а Раисе не удалось отвертеться только от попадания на фотокарточку. Если, конечно, она не выйдет на ней с закрытыми глазами. Показалось, что от усталости все-таки моргнула.
И лишь когда гости на попутной полуторке укатили в сторону штаба дивизии, где у них тоже ожидался «очень хороший материал», возвратилась Прокофьева. Привез ее Горюхин, вместе с грузом медикаментов, потому что просто так, ради одного совещания, даже в штабе армии, командир не станет гонять грузовик.
Вечером, перед тем, как новой смене заступать
