Виктория Холт - Исповедь королевы
Это была первая задержка, но все мы согласились, что она была неизбежна.
По мере того как приближалось девятнадцатое число, напряжение становилось почти непереносимым. Как благодарна я была Луи за его спокойствие! По крайней мере, он не испытывал никаких трудностей в том, чтобы демонстрировать всем свою невозмутимость. Я тоже пыталась делать это, но не осмеливалась смотреть на Элизабет из боязни, что своими взглядами я выдам, что между нами есть какая-то тайна. Разумеется, мы ничего не сказали детям.
Девятнадцатое число было уже совсем близко. Все было готово.
Стало совершенно ясно, что какая-то информация все же просочилась, так как в газете «Друг народа» появилась статья Марата, в которой он выражал свои подозрения, что затевается какой-то заговор.
«Идея заключается в том, чтобы насильно перевезти короля в Нидерланды под тем предлогом, что его дело — это дело всех королей Европы. Вы что, слабоумные, что не предпринимаете никаких шагов, чтобы предотвратить бегство королевской семьи? Парижане, как же вы глупы! Я уже устал снова и снова повторять вам, что вы должны держать короля и дофина в надежных руках, что вы должны посадить под замок австрийку, ее деверя и остальных членов семьи! Их потеря однажды может стать бедствием для нации, она может подготовить могилы для трех миллионов французов!»
Аксель был вне себя от беспокойства.
— Слишком странное совпадение! Какая-то информация все-таки просочилась! — сказал он.
— Я знаю, это все эта женщина, Рошрей. Она что-то подозревает, но не думаю, что точно знает, что именно! — воскликнула я.
— Все же мы должны уехать девятнадцатого числа. Мы не смеем ждать дольше! — настаивал Аксель.
Было восемнадцатое число, и мы уже были готовы бежать на следующий день. Но неожиданно ко мне пришла взволнованная мадам де Турзель. Понизив голос, она сообщила, что мадам де Рошрей попросила отпуск на двадцатое число.
— Я установила, что она желает посетить своего больного друга. Гувион нездоров, так что совершенно очевидно, кого она собирается навестить, — прибавила мадам де Турзель.
— Мы должны отложить наш отъезд до двадцатого числа! — сказала я и сразу направила посыльного к Акселю. Эта отсрочка обеспокоила его, потому что все, кто должен был участвовать в побеге, уже получили инструкции. Мы договорились с Леонаром, парикмахером, которому, как я знала, можно было доверять, что он доставит мои драгоценности в Брюссель. Помимо этого, он должен был встретиться на дороге с кавалерией и передать им сообщение, что мы прибудем на день позже.
Этот вопрос был уже решен, и Леонар уехал вместе с драгоценностями. Теперь мы, затаив дыхание, ждали двадцатого числа.
И вот этот важный день наступил. Солнце ярко светило, и это казалось хорошим предзнаменованием. Я шепнула Элизабет, что в городе будет мало народу. В такой день жители будут за городом. Мадам Рошрей ушла, чтобы навестить своего больного друга. День тянулся очень медленно, и я думала, что он никогда не кончится. На вид он казался самым обычным днем, а это было как раз то, что нам нужно.
Наконец настало время ужина. Мы ели медленно, как обычно, хотя, естественно, уже без тех церемоний, которые нам приходилось выносить в Версале. По крайней мере, за это мы могли быть благодарны. Я ушла в свою спальню, а оттуда поспешила в спальню своей дочери на втором этаже. Прислуга, мадам Брюнье, открыла дверь. Я сказала ей, чтобы она как можно быстрее одела Королевскую Мадам и была готова выскользнуть из дворца вместе с мадам де Невиль, прислугой дофина. У Королевского моста их ждет кабриолет. Они должны немедленно уехать из Парижа и ждать нас в Клейе.
Моя дочь уже была достаточно большая, чтобы понять, что это означало. Она не задавала вопросов. Бедное дитя, в каком странном мире она воспитывалась! Она была немного удивлена при виде простого платья, которое мы приготовили для нее. Оно было сшито из хлопка с маленькими синими цветочками на зеленом фоне — достаточно хорошее для дочери русской дамы, но едва ли подходящее для принцессы.
Я поцеловала ее, прижала к себе и держала так в течение нескольких секунд.
— Моя дорогая Мусселина, ты будешь слушаться и притом все делать быстро? — прошептала я.
Она кивнула и сказала: «Да, мама!» почти укоризненно, словно ее удивило, что я спросила ее об этом.
Потом я направилась в комнату сына. Он уже проснулся и издал восторженный крик, увидев меня.
— Мама, куда мы едем? — воскликнул он.
— Мы едем туда, где очень много солдат.
— Можно мне взять свою шпагу? Быстрее, принесите мне мою шпагу, мадам! И сапоги тоже! Я буду солдатом!
Он испугался, когда увидел то, что ему предстояло надеть: платье для девочки!
— Ах… так значит, это спектакль? Значит, мы будем переодеты? — спросил он.
Он рассмеялся. Он любил играть в спектаклях.
— И к тому же ночью! Это самое лучшее время для спектаклей! — прибавил он.
— А теперь, мой маленький Chou d’Amour, ты должен спокойно и быстро делать то, что тебе будут говорить. От этого все зависит.
Он кивнул с заговорщицким видом.
— Положись на Chou d’Amour, мама!
— Да, мой дорогой! — сказала я, целуя его.
Было без четверти одиннадцать. Аксель очень тщательно проработал расписание, и нам нужно было уже трогаться в путь. Согласно плану дети вместе с мадам де Турзель должны были выехать первыми. Я была против этого, потому что для меня была невыносима мысль о том, что дети начнут это рискованное путешествие без меня. Но до тех пор, пока я не присоединюсь к ним, с ними должен был быть Аксель, и это утешало меня.
Мадам де Турзель взяла дофина. Взяв дочь за руку, я провела ее в апартаменты одного из слуг. Накануне он уехал из Парижа, поэтому его апартаменты были пусты. У меня был ключ от них, и мы вошли. Оттуда через неохраняемую дверь мы вышли в Cour de Princes[141].Там нас уже ждал Аксель. Я с трудом узнала его в костюме кучера.
Посреди двора стояла citadine[142], которая должна была отвезти их к месту встречи на улице Рю де Л’Эшель на углу Малой Карусельной площади.
Аксель поднял дофина в экипаж. Королевская Мадам вошла туда вслед за мадам де Турзель, и Аксель закрыл дверь. В течение некоторого времени он смотрел на меня. Хотя он не осмелился заговорить, его взгляд сказал мне, что он будет защищать детей ценой своей жизни, если это будет необходимо. Потом он вскочил на сиденье для кучера, щелкнул кнутом, и карета тронулась.
Мне было не по себе от нахлынувших опасений. Что, если моих детей узнают? Что, если мой сын, возбужденный этим приключением, выдаст их? Что, если на них нападут? У меня в памяти возникли лица, которые я видела в толпе. Я думала об этих грязных, испачканных кровью руках, которые будут трогать моих дорогих детей.
Но ведь там был Аксель, чтобы защищать их. Его любовь ко мне даст ему силу десяти человек и достаточно хитрости, чтобы провести толпу дикарей.
Но я не должна оставаться здесь, во дворе Принцев, подумала я. Если меня узнают, весь наш план потерпит неудачу. Я могла накликать несчастье. Я быстро вошла обратно во дворец и через пустые апартаменты прошла в гостиную, где прощались граф Прованский и его супруга. Я обняла их и пожелала им счастья. Ни он, ни она никогда не были моими друзьями, но несчастье смягчило обиды. Граф Прованский был большим реалистом, чем Луи. Возможно, если бы королем был он… Но кто может знать?.. Теперь, однако, соперничество было позади. У всех нас была одна цель — сохранение монархии.
Я слышала, как они прошли через пустые апартаменты. Они выехали из Тюильри в своих потрепанных экипажах и пустились в путь.
Я оставила короля, совещавшегося с Лафайеттом, и направилась в свою комнату. Служанки раздели меня. Слуги закрыли ставни, и я осталась одна. Я взглянула на часы. Было пятнадцать минут двенадцатого. Это были самые длинные полчаса, которые мне довелось пережить.
В комнату вошла мадам Тьебо. В одну секунду я вскочила с кровати, и она помогла мне надеть серое платье и черную накидку. На мне была широкополая шляпа с ниспадающей вуалью, чтобы затенять лицо. Я была сама на себя не похожа. И вот я была готова.
Мадам Тьебо отодвинула засов на двери, и я вышла, но тут же в ужасе заскочила обратно. За моей дверью стоял часовой. Я тихо закрыла дверь и взглянула на мадам Тьебо. Что теперь делать? Они узнали. Они ждали, когда я выйду, а потом… они остановили бы меня. Неужели они уже перехватили карету с детьми? Что случилось с моими детьми и моим любовником?
Мадам Тьебо сказала, что она выйдет из комнаты, и это, возможно, отвлечет внимание часового. Когда он повернется ко мне спиной, я должна как-нибудь пересечь коридор и достичь тех пустых апартаментов. Это был отчаянный план, но его нужно было выполнять.
И нам это удалось. Я всегда была легконогой. Подгоняемая мыслью о детях, я бросилась через коридор к лестнице и ринулась вниз. В течение секунды я стояла, прислушиваясь, но никаких звуков суматохи не было слышно. Я успешно справилась с этой задачей.
