Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза)

— Нет! — Элизабетта кинулась к Сандро: тот лежал на платформе, истекая кровью. Она упала на него, сжала в объятиях и разразилась слезами, крича и всхлипывая.

Марко в ужасе подбежал к Сандро. Голубые глаза друга, застыв, смотрели в небо. Тело было абсолютно неподвижно. Сандро уже с ними не было, а из смертельной раны в груди еще вытекала кровь.

Сердце Марко словно разрывалось на части. Его лучший друг погиб, отдав за него жизнь.

— Нет, нет, нет! — плакала Элизабетта, прижавшись щекой к груди Сандро. Все ее лицо было перепачкано его кровью.

Марко, охваченный горем, заставил себя думать трезво. Поезд поспешно уехал — очевидно, машинист хотел избежать неприятностей. Пассажиры с платформы устремились в здание вокзала. Он только что прикончил двух немцев. Скоро придут другие.

Нужно было уводить Элизабетту. Куда и как — Марко не знал. Он убрал пистолет, надел рюкзак и принялся в отчаянии озираться по сторонам.

Загрохотали рельсы. Показался товарный поезд, который шел в южном направлении. Паровоз темной тенью несся к станции. Он уже приближался, но ехал слишком быстро, без остановки в Модене. Это был их единственный шанс.

Марко схватил Элизабетту за плечи.

— Нужно идти!

— Я не могу его тут бросить! Нет!

— Нам пора! Сейчас же! — Марко оторвал Элизабетту от Сандро и перекинул ее, плачущую и кричащую, через плечо. Он спрыгнул с платформы вместе с ней и поспешил через пути.

Навстречу им с ревом несся товарный поезд, он грозно гудел, предупреждая всех убираться с дороги.

Марко присмотрелся к вагонам. Сначала шли деревянные, с закрытыми дверями, но дальше к ним был прицеплен угольный вагон с открытым верхом и лестницей сбоку.

С грохотом подлетел паровоз, на подъезде к станции он слегка замедлил ход. Марко крепче прижал к себе Элизабетту. Ветер, грязь и дым летели ему в лицо.

Марко приготовился. Элизабетта закричала. Поезд взревел гудком. Вагон с углем приближался.

Марко вместе с Элизабеттой бросился к лестнице.

Глава сто тридцать четвертая

Поезд во тьме мчался на юг, Марко и Элизабетта лежали на горах каменного угля. Он обнял ее, и она зарыдала, содрогаясь всем телом. Рев поезда заглушал ее плач. Мимо проносился город за городом.

Их обдувал ветер, разнося повсюду частицы угля, залепляя им глаза и забивая ноздри. Уголь перепачкал одежду и покрыл их руки, окрасив в черное, словно в знак траура.

Марко смотрел на небо, мучаясь от потери друга. Облака скрыли луну и звезды. Сверху нависла лишь непроглядная тьма. Марко гадал, где кончается эта чернота и кончается ли она вообще, как и само горе, которое не имело конца и края, — оно было безмерным, безграничным и со всех сторон окружало его.

Элизабетта плакала, и Марко страдал вместе с ней, ведь он поехал в Фоссоли, чтобы вернуть ей Сандро. Она любила Сандро, а Сандро любил ее, они принадлежали друг другу. Марко хотел пожертвовать собой ради Сандро, но план провалился. Вместо этого Сандро погиб ради Марко. Умер не тот человек, и Марко это знал.

Он посмотрел на черное и пустое небо.

Закрыл глаза и увидел ту же пустоту.

Он плакал вместе с Элизабеттой до самого Рима.

Глава сто тридцать пятая

Марко сидел за столом на кухне, он был совершенно разбит. Угольная пыль покрывала всю его одежду и щипала глаза. Мать поставила перед ним очередную чашку кофе. Он рассказал ей, что произошло в Модене, и она расплакалась вместе с ним. Вид у Марии был совершенно опустошенный и измученный, она все еще не сняла черное платье, которое надела на поминки мужа.

Эмедио тоже сидел за столом и молча плакал. Элизабетта по-прежнему рыдала в ванной комнате.

Мать присела рядом, коснулась его руки.

— Пей кофе, Марко.

— Не хочу, спасибо.

— Ты сделал все, что мог. Не вини себя. Сандро бы точно не стал тебя укорять. Он тебя любил.

Эмедио, такой же опустошенный, кивнул:

— Мне очень жаль, брат.

Марко пригубил кофе, но тот не в силах был смыть угольную пыль во рту — это раздражало и постоянно отвлекало. Горе, вина и ярость слились в комок, который застрял в глотке. Марко посмотрел на брата, сидевшего на противоположном конце стола.

— Как мило, Эмедио. А ты будешь молиться? Молиться за Сандро.

Тот недоуменно моргнул:

— Ну конечно.

— И что это дало? Чем помогли твои молитвы Сандро? Чем они помогли Массимо и другим евреям? Или папе, или Джемме?

— Марко, ты расстроен…

— Да, расстроен. Почему никто ничего не делает? Если бы все не сидели сложа руки, Сандро был бы жив. Папа и Джемма тоже. Массимо был бы с нами. Это безумие! Почему никто их не остановит? — Марко, кипя от гнева, вскочил. — Не надо молиться, брат! Не сочувствуй мне! Папа сражался за то, во что верил! И я тоже! Я бы убил всех немцев до единого голыми руками! Сандро погиб, потому что никто ничего не сделал!

— Нет, — успокаивающе сказал Эмедио. — Тебе нужно отыскать любовь и Бога…

— Не будь таким наивным! — взорвался Марко. — В мире не осталось никакой любви, только ненависть! Где был Бог, когда пуля пронзила сердце Сандро? Почему Бог не забрал меня? Я молил Его об этом!

— Не говори так, Марко! — ахнула мать.

— Послушай, брат. — Потрясенный Эмедио посмотрел на него. — Сандро сделал выбор — он решил спасти тебя. Бог был там, прямо в нем. Сандро дарил любовь, а не ненависть. Не предавай его сейчас. Не отвечай ненавистью на его любовь.

Слова Эмедио ошеломили Марко. Он замолчал. И устыдился, что кричит на мать и брата в поминальный вечер отца. Их лица, искаженные страданием, говорили ему, что он неправ.

Марко снова опустился на стул. Он был растерян, опустошен, раздавлен.

Он опустил голову на руки. Взгляд уткнулся в пятно, темнеющее на половицах. Это была кровь отца.

Позади открылась дверь ванной, оттуда вышла Элизабетта в свежем платье, она была совершенно разбита.

— Я хочу домой, — тихо сказала она.

Глава сто тридцать шестая

Элизабетта, окаменевшая от горя, поднялась по лестнице в свою спальню. Марко проводил ее домой, но они не обменялись ни словом. Они вдвоем оказались в аду, но каким-то образом тот был у каждого свой.

Она добралась до спальни, отперла дверь и закрыла за собой. В комнате сгустилась темнота, только в окно проникал луч луны, настолько слабый, что казался призрачным.

Замяукали Ньокки и Рико — отчасти приветствуя хозяйку, отчасти упрекая. Рико остался сидеть у подножия кровати — темной тенью, словно уголь в том поезде.

Ньокки Элизабетта видела хорошо, ее белый мех переливался в лунном свете.

Элизабетте хотелось заплакать, но слез не осталось. Только пустота и разрывающая грудь боль, словно ей тоже прострелили сердце. Поступок Сандро, который нырнул прямо под пулю, ее потряс — а между тем он был ожидаем. Таким уж был Сандро, как всякий мужчина. И Марко тоже. Каждый из них отдал бы жизнь за другого и за нее, вот почему Сандро так поступил.

Она начала расстегивать платье, подошла к своему креслу и заметила на столе раскрытый блокнот. Странное дело… Элизабетта включила свет и увидела записку, там говорилось:

Элизабетта,

У нас была одна ночь, но мне нужна вечность.

Я буду любить тебя всегда.

У нее перехватило дыхание. Слезы снова навернулись на глаза. Она провела пальцами по строчкам, чтобы почувствовать отпечатавшиеся на бумаге буквы. Взяла блокнот и прижала к груди. Элизабетта знала, что тоже будет любить Сандро всегда. Любовь не пройдет оттого, что его не стало.

Она вдруг поняла, что идет к черному ходу. Поднялась по пожарной лестнице в сад, пересекла его и опустилась в свой шезлонг с блокнотом, по-прежнему прижатым к груди. Закрыла глаза, полные слез, и вдруг услышала в небе над головой шелест хлопающих крыльев.