Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза)
Она посмотрела наверх и увидела, что под луной летают сотни скворцов, их силуэты поворачивались, кувыркались, объединяясь в немыслимые изящные фигуры. Она знала, что это называется мурмурация — природный феномен, обычное для этого времени года явление, и все равно это было удивительно. Их прилет в эту душераздирающую ночь был похож на знак от Сандро, такой же верный, как записка, которую она прижимала к груди.
Она наблюдала, как скворцы, летая по небу, образуют вытянутые параболы и эллипсы — математические фигуры, которые он так любил. И тогда Элизабетта поняла: Сандро по-прежнему с ней и всегда будет с ней, даже если он наверху, а она — внизу, он — в небесах, а она — на земле, среди растений, цветов и животных.
Вместе они — это земля и небо, весь мир.
И этот мир полон любви и потерь.
Глава сто тридцать седьмая
Марко, 19 октября 1943Марко с матерью и Эмедио стояли в проходе открытой усыпальницы, где находилась гробница его отца. Шли похороны. На них явились почти две сотни скорбящих, места внутри на всех не хватило, и многим пришлось выйти на солнце. От полуденной влажности и жара людских тел аромат венков, что выстроились вдоль стен, стал еще удушливее. От него у Марко чуть голова не пошла кругом. Всю прошлую ночь он не сомкнул глаз; хоть он и был совершенно измотан морально, уснуть не представлялось возможным.
Отца хоронили в одной из серых мраморных гробниц, что размещались внутри усыпальницы по обе стороны прохода, уложенные в пять ярусов. Каждая занимала квадратный метр, а глубина составляла три метра. Впереди крепилась бронзовая табличка с выгравированным именем покойного и датами жизни, которые Марко не сумел прочитать. Мемориальная доска его отца была еще не готова, поэтому Нино прикрепил туда лист бумаги с именем покойного. Марко все не мог отделаться от ощущения, что отец заслуживает гораздо большего. Склеп напомнил ему картотеку в Палаццо Венеция.
Рядом с Марко, опершись на Эмедио, стояла мать, которая проплакала всю заупокойную мессу. Марко почти не слушал проповеди, хотя в нужный момент преклонял колени и говорил вместе со всеми, когда требовалось, а затем нес покров с гроба отца и принимал соболезнования от скорбящих. Среди них были партизаны, ветераны Великой войны, старые друзья отца по велоспорту, соседи, завсегдатаи бара, торговцы, персонал больницы, бывшие фашисты и tifosi.
Последние, называя отца его полным именем — Джузеппе Террицци, произносили о нем памятные речи, показывали фото и рассказывали о рекордах Беппе.
— Он мог бы стать одним из великих, — сказал какой-то фанат.
— А он таким и был, — выпалил Марко и замолчал, боясь сказать что-то не то.
В последнее время он только и делал, что говорил что-то не то. Его план провалился. Из-за него погиб лучший друг. Элизабетта пришла сегодня на похороны, и Марко оценил это, но так и не сумел посмотреть ей в глаза. Он не знал, как жить дальше. Он оплакивал Сандро, своего отца, Джемму и Альдо. В его скорбящей душе все эти потери накладывались одна на другую, и он загибался под их весом.
После кладбища в баре «Джиро-Спорт» состоялся поминальный обед, во время которого Марко едва мог ворочать языком. Он присутствовал там только телом, все делал механически. Мало ел, потом помогал убирать со столов, а когда все закончилось, понял, что ему нужно. Он подошел к матери и положил руку ей на плечо.
— Мама, можно я пойду расскажу Розе?
Марко шагал по больничному коридору. Он так долго носил военную форму, что в гражданском костюме ему было не по себе.
Марко вдруг подумалось, что костюм — это просто другая форма, форма успешного человека, а раз так, то он будет носить ее, как актер свой наряд. Успеха он ни в чем не добился. Марко потерпел неудачу, и теперь ему придется сказать Розе, что ее брат мертв, а отец остался в лагере.
Он дошел до конца коридора, до закрытой двери со стеклянным окном. Он уже рассказал доктору Кристабелло о Сандро и Массимо, и того это очень огорчило. Доктор Кристабелло объяснил ему, что в больнице все еще придерживаются легенды о синдроме «К» на случай возвращения немцев.
Марко посмотрел в оконце на двери: Роза отдыхала на кровати у окна. Он взялся за ручку, но остановился, увидев в стекле собственное отражение. Он казался призраком, запертым в раме. Как сообщить ей, что из-за него убили Сандро? Нужно найти в себе силы ради нее. Рассказать Розе о храбрости и самопожертвовании ее брата.
Марко открыл дверь.
Глава сто тридцать восьмая
Массимо, 22 октября 1943Массимо приободрился, подумав, насколько ему повезло с невысоким ростом. Из транзитного лагеря людей везли в деревянном товарном вагоне, в котором раньше транспортировали скот. С одной стороны вагона откололась доска, и получилось небольшое отверстие — Массимо прижался к дыре носом, жадно вдыхая свежий воздух. Нежданная удача, ведь в вагоне стоял тошнотворный смрад, поскольку людям пришлось мочиться и испражняться по углам.
Поездка была сущим кошмаром, в полнейшей темноте. Массимо не ел уже несколько дней, как и остальные. От жажды кружилась голова. Колени пару раз подгибались, но упасть было некуда, а вывихнутая лодыжка постоянно пульсировала от боли. Дети уже перестали просить еды и воды, только младенцы все еще плакали, разрывая всем сердце. Один малыш рядом с Массимо умер у матери на руках.
Он дремал стоя, но время от времени выглядывал в дыру и видел, где они едут, — в основном это была сельская местность, затем показались горы, несомненно, это были Альпы.
Массимо не знал, куда их везут, но решил, что на север, поскольку становилось все холоднее. Пассажиры вагона привыкли к более теплому климату и были одеты слишком легко. Массимо снова подумал, что ему повезло, поскольку он не лишился пиджака и был единственным мужчиной в галстуке, — все, что у него осталось от былого достоинства.
Ритмичный стук колес начал затихать. Массимо догадался, что они подъезжают к южной границе Польши. Похоже, их везут в трудовой лагерь, поскольку до него дошли разговоры, будто туда отправляют и других евреев из гетто. Он обрадовался: появилась надежда, что там будет еда и питье. Возможно, нацисты дадут им отдохнуть перед работой. По слухам, лагерь этот назывался Освенцим.
Массимо рассчитывал, что в лагере понадобятся услуги адвоката. Он решил дать знать властям о своей профессии. Был уверен, что даже немцы поймут, как он полезен, и отправят его заниматься счетами, учетными книгами или чем-то вроде того. Он всегда умел обратить любой недостаток в преимущество. И этот раз не станет исключением.
Пассажиры заметили, что поезд замедляет ход; в вагоне поднялся нервный шум, полились испуганные слезы. Семьи прижались друг к другу, но Массимо снова подумал, что он везунчик: его-то семье удалось не попасть в трудовой лагерь. Сандро успел сбежать из Фоссоли как раз вовремя. Мертвого охранника немцы обнаружили, но кто сбежал, так и не выяснили. На следующее утро Массимо и других евреев согнали на станцию в Карпи, там погрузили в товарные поезда и отправили на север.
Стоило Массимо подумать, что Сандро, Джемма и Роза остались в Риме, его охватывало облегчение — теперь они вне опасности, в больнице или у Террицци. Как отец, он мог быть спокоен только тогда, когда знал, что его семья цела и невредима. Еще он знал, что может рассчитывать на Беппе, тот обязательно позаботится о Сандро, Джемме и Розе, пока сам он не вернется из Освенцима.
Массимо надеялся, что время в лагере пролетит быстро. Даже если ему придется заняться ручным трудом, он выдержит. Он пережил фашизм, переживет и нацизм. Война закончится, и вся их семья снова встретится в Риме, где Симоне жили уже несколько веков.
Поезд с грохотом остановился. Массимо прильнул глазом к дыре — посмотреть, что происходит. Стояла темнота.