37 французских философов, которых обязательно надо знать - Ирина Анатольевна Мудрова
Неоспоримо, что вся людская нравственность зависит от решения вопроса, бессмертна душа или нет. Меж тем философы, рассуждая о нравственности, отметают этот вопрос. Они спорят о том, как лучше провести отпущенный им час.
Мы жаждем истины, а находим в себе лишь неуверенность. Мы ищем счастья, а находим лишь горести и смерть. Мы не можем не желать истины и счастья, но не способны ни к твёрдому знанию, ни к счастью. Это желание оставлено в нашей душе не только чтобы покарать нас, но и чтобы всечасно напоминать о том, с каких высот мы упали.
Справедливость без силы – одна немощь, сила без справедливости – тиранична. Надо, стало быть, согласовать справедливость с силой и для этого достигнуть, чтобы то, что справедливо, было сильно, а то, что сильно, было справедливо.
Сила разума в том, что он признает существование множества явлений, ему непостижимых; он слаб, если неспособен этого понять. Ему часто непостижимы явления самые естественные, что уж говорить о сверхъестественных!
Эгоизм ненавистен, и те, которые не подавляют его, а только прикрывают, всегда достойны ненависти.
Можно, конечно, сказать неправду, приняв её за истину, но с понятием «лжец» связана мысль о намеренной лжи.
Инстинкт и разум – признаки двух различных сущностей.
Истинное красноречие не нуждается в пауке красноречия, как истинная нравственность не нуждается в науке о нравственности.
Иначе расставленные слова обретают другой смысл, иначе расставленные мысли производят другое впечатление.
Люди живут в таком полном непонимании суетности человеческой жизни, что приходят в полное недоумение, когда им говорят о бессмысленности погони за почестями. Ну, не поразительно ли это!
Человек, решивший исследовать, на чем зиждется закон, увидит, как непрочен, неустойчив ею фундамент, и, если он непривычен к зрелищу сумасбродств, рождённых людским воображением, будет долго удивляться, почему за какое-нибудь столетие к этому закону стали относиться так почтительно и благоговейно.
Истинное красноречие смеётся над витиеватостью.
Почему люди следуют за большинством? Потому ли, что оно право? Нет, потому что сильно. Почему следуют стародавним законам и взглядам? Потому ли, что они здравы? Нет, потому что общеприняты и не дают прорасти семенам раздора.
Надеясь снискать благосклонность женщины, мужчина первый делает шаг навстречу – это не просто обычай, это обязанность, возлагаемая на него природой.
Нехорошо быть слишком свободным. Нехорошо ни в чем не знать нужды.
Совесть – лучшая нравоучительная книга из всех, которыми мы обладаем, в неё следует чаще всего заглядывать.
Хотите, чтоб о вас хорошо говорили, – не говорите о себе хорошего.
В любви молчание дороже слов. Хорошо, когда смущение сковывает нам язык: в молчании есть своё красноречие, которое доходит до сердца лучше, чем любые слова. Как много может сказать влюблённый своей возлюбленной, когда он в смятении молчит, и сколько он при этом обнаруживает ума.
«За что ты меня убиваешь?» – «Как за что? Друг, да ведь ты живёшь на том берегу реки! Живи ты на этом, я и впрямь совершил бы неправое дело, злодейство, если бы тебя убил. Но ты живёшь по ту сторону, значит, моё дело правое, и я совершил подвиг!»
Пример чистоты нравов Александра Великого куда реже склоняет людей к воздержанности, нежели пример его пьянства – к распущенности.
Совсем не зазорно быть менее добродетельным, чем он, и простительно быть столь же порочным. Нам мнится, не такие уж мы обычные распутники, если те же пороки были свойственны и великим людям.
Время потому исцеляет скорби и обиды, что человек меняется: он уже не тот, кем был. И обидчик и обиженный стали другими людьми.
В чем заключается добродетель? В целомудрии? Нет, отвечу я, потому что вымер бы род человеческий. В брачном сожительстве? Нет, в воздержании больше добродетели. В том, чтобы не убивать? Нет, потому что нарушился бы всякий порядок и злодеи поубивали бы праведных. В том, чтобы убивать? Нет, убийство уничтожает живую тварь. Наша истина и наше добро только отчасти истина и добро, и они запятнаны злом и ложью.
Мы любим не человека, а его свойства. Не будем же издеваться над теми, кто требует, чтобы его уважали за чины и должности, ибо мы всегда любим человека за свойства, полученные им в недолгое владение.
Это письмо получилось таким длинным потому, что у меня не было времени написать его короче.
Он уже не любит эту женщину, любимую десять лет назад. Ещё бы! И она не та, и он не тот. Он был молод, она тоже; теперь она совсем другая. Ту, прежнюю, он, быть может, все ещё любил бы.
Для человека заурядного все люди на одно лицо.
Человек – всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он – тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей Вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды. Но пусть даже его уничтожит Вселенная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо он сознает, что расстаётся с жизнью и что слабее Вселенной, а она ничего не сознает.
Любознательность – та же суетность. Чаще всего люди стремятся приобрести знания, чтобы потом ими похваляться.
Нас утешает любой пустяк, потому что любой пустяк приводит нас в уныние.
Мы никогда не живём, а лишь располагаем жить.
Меня ужасает вечное безмолвие этих пространств.
Обычаю надо следовать потому, что он обычай, а вовсе не из-за его разумности. Меж тем народ соблюдает обычай, твёрдо веря, что он справедлив.
Истина и справедливость – точки столь малые, что, метя в них нашими грубыми инструментами, мы почти всегда даём промах, а если и попадаем в точку, то размазываем её.
Есть только три разряда людей: одни обрели Бога и служат Ему; эти люди разумны и счастливы. Другие не нашли и не ищут Его; эти люди безумны и несчастны. Третьи не обрели, но ищут Его; эти люди разумны, но пока несчастны.
Мы ничего не поймём, если будем читать слишком быстро или слишком медленно.
Бог, который нас создал без нас, не может спасти нас без нас.
Смеяться над философией – значит истинно философствовать.
Рационализация ведёт цивилизацию к духовному упадку, к процессам десакрализации и дегуманизации, к потере цели и смысла жизни,
