Джентльмен с Медвежьей Речки - Роберт Ирвин Говард
– Мужчины – они и есть мужчины, мать, – успокоил ее папаша. – А Брекенридж у нас полон сил и не падает духом, так ведь, Брекенридж?
– А я вот сижу у него перед самым носом и точно вам говорю: уж чем-чем, а духом от него несет за версту, – фыркнула Элинора.
– Сейчас я скорее полон горя и сожаления, – горько ответил я. – Не видать нам больше на Медвежьей речке образования, да я после такого предательства вряд ли оправлюсь. Я сам виноват, пригрел на груди змею, бормочущую по-британски, а она меня возьми да укуси. И вот я теперь стою на коленях и с разбитым сердцем посреди обломков рухнувшей культуры. Все, теперь Медвежья речка наверняка погрязнет в невежестве, варварстве и кукурузном виски, а я буду зализывать раны от неразделенной любви, как одинокий волк, отбившийся от своры гончих псов!
– И что ты теперь будешь делать? – спросил папаша, тронутый моей речью.
– Поеду в Боевой Раскрас, – мрачно ответил я. – Я не собираюсь оставаться тут и слушать издевки Глории Макгроу. Удивительно, как это она еще не прибежала и не начала потешаться над моим горем.
– Но у тебя же в кармане ни гроша, – сказал папаша.
– Ничего, заработаю, – ответил я. – Мне плевать, как. Все, я ухожу. А не то Глория Макгроу прибежит и начнет донимать меня своим острым язычком.
Едва отскоблив сажу с лица, я тут же стал собираться в Боевой Раскрас. Ковбойскую шляпу я позаимствовал у Гарфильда и натянул ее на самые уши, чтобы прикрыть лысый череп. Видите ли, в вопросах внешности я всегда был очень чувствителен.
На закате я уже проезжал то самое место, где дорога на Медвежью речку пересекалась с другой дорогой, что вела из Кугуаровой Лапы в Топот Гризли, и не успело солнце опуститься за горизонт, как меня окликнул какой-то странный джентльмен.
Он был высокий и нескладный: ростом почти с меня, но весом фунтов на сто меньше. Рукава были короче рук фута на три, из воротника торчала длинная птичья шея с острым кадыком, на голове у него вместо ковбойской шляпы покачивался цилиндр, а сам он был одет в пальто, которое сзади расходилось надвое. И на лошади он держался как-то странно, будто сидел на детских качелях: из-за чересчур коротких стремян ему пришлось растопырить колени так, что они едва не прижимались к его плечам. Он даже штаны в сапоги не заправил, в общем, таких смешных джентльменов я прежде не видывал. Капитан Кидд, взглянув на него, с отвращением фыркнул и попытался было лягнуть его костлявую гнедую кобылу в живот, да я не позволил.
– Эй, – сказал этот странный тип и ткнул в меня пальцем, – вы случаем не Брекенридж ли Элкинс, гроза Гумбольдтских гор?
– Я и есть Брекенридж Элкинс, – с подозрением ответил я.
– Так я и знал, – зловеще сказал он. – Я проделал долгий путь, чтобы найти вас, Элкинс. Не бывать в небе второму солнцу, так-то, мой дикий горный гризли. В штате Невада может быть только один чемпион. И это я!
– Да неужто? – сказал я, чуя, что дело пахнет дракой. – Ладно, я согласен насчет одного солнца и одного чемпиона. Как по мне, ты как-то худоват и мягковат, чтобы говорить такие вещи, но я, так уж и быть, задам тебе трепку, раз ты так долго этого ждал. Давай, слезай с лошади, и я от души задам тебе жару! Мне будет только в радость скосить пару акров можжевельника твоими костями и разукрасить скалы твоей кровью.
– Вы меня не так поняли, мой кровожадный друг, – сказал он. – Я вовсе не собирался сражаться с вами насмерть. Насколько я знаю, в этом вы преуспели гораздо больше меня. Не-ет, не-ет, дорогой мой Брекенридж Элкинс! Приберегите ваше усердие для медведей и разбойников, что прячутся в ваших родных горах. Я вызываю вас на другой поединок. Видите ли, мой размахивающий ножом орангутанг с высокой горы… Удача – кобылка норовистая, поймать ее за хвост не так-то просто. Меня называют Пивной Бочонок Джадкинс, и мой талант пропадает почем зря. От поросших лесами берегов пролива до выжженных солнцем холмов Монтаны, – сказал он, – мне еще не встречался джентльмен, с которым я мог бы пить от заката до самого рассвета. Я встречался с самыми прославленными пьянчугами со всех гор и равнин, но все они потерпели позорное поражение в поединке с бокалом рома. И вот однажды до меня дошел слух о вас, и вас прославляли не только как мастера подправить черты лица товарищей, но и как любителя кукурузного виски. И вот я здесь, чтобы бросить вам перчатку!
– А-а, – протянул я, – так ты хочешь состязаться в выпивке.
– Хочу? Это неподходящее слово, мой смертоносный друг. Я требую!
– Ну, тогда пошли, – сказал я. – Давай со мной в Боевой Раскрас. Там хватает джентльменов, которые только рады будут поставить немало деньжат на…
– К черту эти грязные деньги! – фыркнул Пивной Бочонок. – Мой высокогорный друг, я же артист! Меня не волнуют деньги. Репутация – вот что для меня важно.
– Ну, – говорю, – есть тут неподалеку одна таверна, у Мустанговой речки…
– Пропади она пропадом, – отрезал он. – Я презираю эти вульгарные забегаловки и дешевые таверны, мой необъятный друг. Я сам предоставлю все, что необходимо для битвы. Прошу за мной!
Он развернул кобылу и поскакал вперед, а я следовал за ним, и так мы проскакали где-то с милю, пока не оказались возле маленькой пещеры в скале, со всех сторон окруженной густым лесом. Он сунул руку в пещеру и вытащил кувшин с виски – галлон, не меньше.
– Я держу в этой пещере неплохой запас, – пояснил он. – Это уединенное место весьма для такого годится, ведь никто никогда его не найдет. Здесь нам никто не помешает, мой мускулистый, но недалекий головорез с высокой горы!
– А ставки-то какие? – сурово спросил я. – Денег у меня нет, так и знай. Я как раз собирался ехать в Боевой Раскрас и найти там поденную работенку, скопить немного деньжат, чтоб хватило на первую ставку в покер, а уж там…
– А вы бы согласились поставить на кон эту гигантскую лошадь, на которой вы ездите? – спросил он, очень пристально глядя на меня.
– Ни за что на свете, – торжественно сказал я.
– Очень хорошо, – сказал он. – Значит,
