Виннету. Сын вождя - Карл Фридрих Май
Однако слова Инчу-Чуны о слиянии наших двух душ в одну впоследствии обретут свой истинный смысл. Иной раз достаточно было лишь взгляда, чтобы один из нас точно знал, что имеет в виду другой. Мы оба чувствовали друг друга не только без слов, но и на расстоянии. Наша кровь тут, естественно, совершенно ни при чем. Все это было следствием глубочайшей дружбы и просто индивидуальных особенностей восприятия действительности у каждого из нас.
Когда Инчу-Чуна закончил свою речь, все апачи, в том числе и дети, поднялись со своих мест и в подтверждение его слов звучно прокричали «хуг!». Вождь не без удовольствия оглядел толпу и произнес:
– Теперь мы снова обрели нового живого Клеки-Петру и можем спокойно предать могиле нашего Белого Учителя. Пусть мои братья начинают!
Вождь подал знак воинам, занимавшимся могилой. Они бережно поместили останки бывшего раскаявшегося революционера внутрь каменного склепа и заложили отверстие камнями.
Пока закрывали склеп, снова раздались звуки надгробного плача. Обряд похорон закончился лишь тогда, когда последний камень был водворен на свое место. После этого все обратились к более веселому времяпрепровождению, каковым является еда. Инчу-Чуна лично пригласил меня разделить с ним трапезу.
Он занимал самое большое помещение уже упомянутой террасы. Оно было убрано довольно просто, если не считать висевшей на стенах богатой коллекции индейского оружия, сразу привлекшей мое внимание. Ншо-Чи прислуживала нам за едой, и я нашел, что индейские блюда, которыми она нас угощала, были приготовлены ею с истинным мастерством. Мы почти не разговаривали во время еды. Краснокожие вообще больше молчат, а в тот день было сказано слишком много, поэтому мы решили отложить на будущее все, что еще осталось обсудить.
Виннету обратился ко мне:
– Мой белый брат желает отдохнуть или пойдет со мной?
– Пойду с тобой, – ответил я без лишних расспросов.
Мы вдвоем спустились к реке. Виннету тянуло к могиле учителя. Мы сели рядом со склепом и так долго сидели молча, каждый думая о своем.
Здесь я хотел бы заметить, что далеко не все апачи жили в пуэбло. Даже такое большое сооружение не могло вместить всех. Там обитали Инчу-Чуна и самые известные воины, там проходили наиболее важные встречи представителей деревень всех мескалеро, кочевавших и охотившихся в окрестностях. Здесь была резиденция вождя апачей, отсюда посылали гонцов к льянеро, хикарилья, тараконам, чирикауа, пинал, гила, мимбреньо, липан и другим, которые все подчинялись власти верховного вождя апачей Инчу-Чуны. Даже навахо если и не выполняли его приказов, то к советам прислушивались.
Те мескалеро, что не жили в пуэбло, вернулись после погребения в свои вигвамы. Здесь остались лишь те, кто приглядывал за добытыми у кайова лошадьми. Поэтому мы с Виннету спокойно, не привлекая излишнего внимания, сидели у могилы. Кстати, желуди, разбросанные вокруг могилы на следующий день после похорон, со временем дали свои побеги. Раскидистые дубы стоят там и сегодня.
Первым долгое молчание нарушил сын вождя:
– Надеюсь, что мой брат забудет о нашей прежней вражде.
– Уже забыл.
– Но одного ты не сможешь простить нам.
– Ты о чем?
– Оскорбления от моего отца.
– Когда это было?
– Во время нашей первой встречи.
– Когда он плюнул мне в лицо?
– Да.
– Почему я не смогу его простить?
– Потому, что такое оскорбление смывается только кровью.
– Пусть мой брат Виннету не беспокоится. Я забыл об этом.
– Я не понимаю моего брата.
– Поверь мне. Я давным-давно доказал, что забыл это. Или ты полагаешь, что Шеттерхэнд позволит себе плюнуть в лицо и не ответит, если сочтет это оскорблением?
– Поэтому мы тогда были сильно удивлены, что ты не ответил.
– Отец моего брата не может оскорбить меня. Я простил ему все и забыл. Давай больше не вспоминать об этом!
– Но ты должен знать обычаи нашего народа. Ни один воин, тем более вождь, не признается в том, что поступил неправильно. Инчу-Чуна знает, что был не прав, но он не может у тебя просить прощения. Поэтому он поручил мне поговорить с тобой. Виннету просит тебя от имени отца.
– Совершенно напрасно – мы в расчете, я тоже обидел вас. Разве удар кулаком – не оскорбление? А я вас ударил.
– Это было в бою. Мой брат благороден и великодушен, и мы никогда не забудем об этом.
– Давай поговорим о другом. Я стал сегодня вашим сородичем. А как насчет моих друзей?
– Мы не можем принять их в наш род, но тоже будем считать нашими братьями.
– Что для этого надо сделать?
– Завтра мы выкурим с ними трубку мира. В стране моего брата нет такого обычая?
– Нет. Христиане – братья друг другу без всяких обрядов.
– Разве эти «братья» не воюют друг с другом?
– Бывает, что воюют.
– Тогда они ничем не отличаются от нас. Учат любви к ближним, а сами забывают про нее. Почему мой брат покинул родину?
Вопрос из уст индейца по меньшей мере странный. Но Виннету имел на него право, потому что назывался моим братом и хотел поближе узнать меня. Вопрос был задан неспроста.
– Искал здесь счастье, – отвечал я.
– Счастье? А что такое счастье?
– Наверное, богатство.
Услышав это, апач отпустил мою руку, которую держал прежде, и замер. Я понял, что мои слова поразили его.
– Вот почему мы видели тебя с…
Он с трудом пытался подобрать слово, но я поспешил ему на выручку:
– С захватчиками вашей земли?
– Мой брат сам признался. Значит, он делал это, чтобы стать богатым. Ты действительно думаешь, что богатство делает счастливым?
– Да.
– Ты ошибаешься. Золото принесло индейцам несчастье. Из-за золота бледнолицые прогоняют нас с наших земель, заставляя кочевать с места на место, пока мы не умрем. Золото – это наша смерть. Брат мой, не ищи его!
– Мне нужно вовсе не золото!
– Но ты сам признался, что ищешь счастье в богатстве.
– Я так сказал, но богатство – это не только золото. Это и мудрость, и опыт, и здоровье, и честь. Человека делают богатым милость Всевышнего и уважение людей.
– Уфф! Так вот ты о чем! Так какое богатство выбрал мой брат?
– Последнее.
– Божья милость? Значит, ты очень настоящий, праведный христианин?
– Не мне судить. Богу виднее. Я просто стремлюсь стать таким.
– А нас считаешь язычниками?
– Нет. Вы почитаете Великого Духа и не поклоняетесь идолам.
– Брат мой, не говори со мной о своей вере и не пытайся меня в нее обратить. Я не хочу тебя потерять. Все происходит так, как говорил Клеки-Петра. Возможно, твоя вера самая истинная, но индейцам ее не понять. Если бы христиане не убивали и не преследовали нас, может быть, мы смогли бы со временем понять ее, вникнуть в то, о чем говорит ваша священная книга и ваши священники. Обреченные на смерть не в состоянии поверить, что религия убийц есть религия
