Джентльмен с Медвежьей Речки - Роберт Ирвин Говард
– Для какой такой цели ты приволок сюда это лассо? – строго спросил я, загородив своим могучим телом им путь.
– Мы требуем справедливости! – заявил Полк Каунти, размахивая веревкой над головой. – А ну, давайте нам сюда этого чужака-захватчика, который стреляет в кабанов и обижает беззащитных стариков в лесу!
– И чего это вы собираетесь делать? – допытывался я.
– Мы собираемся вздернуть его! – ответили они с неподдельным восторгом.
Дядюшка Сол вытряхнул пепел из трубки, встал, вытянул руки, узловатые, как дубовые ветви, усмехнулся себе в черную бороду – точь-в-точь старый лесной волк, и сказал:
– А куда ж подевался мой дорогой кузен Джеппард? Отчего ж он не скажет за себя сам?
– Погоди, сейчас из него вытащат пулю, – объяснил Джим Гордон, – и он тут же явится сюда. Брекенридж, мы не хотим неприятностей, так что просто отдай нам этого англичанина.
– Ха, – фыркнул я. – Нет уж, этому не бывать. Билл Глантон доверил его мне, и он получит его назад в целости, со всеми конечностями и…
– Да чего ты тратишь время на споры, Брекенридж? – мягко упрекнул меня дядюшка Сол. – Ты разве не знаешь, что нет никакого проку в том, чтоб спорить с отпрыском мошенника, торгующего полудохлыми мулами?
– И что ты предлагаешь, старик? – вставил Полк Каунти с ядовитой ухмылкой.
Дядюшка Сол так и просиял, он доброжелательно улыбнулся Полку и сказал:
– Я бы нашел другой способ убеждения… Вот тебе! – И он врезал Полку Каунти прямо в челюсть, да так, что тот пролетел через весь двор, сшиб дождевую бочку и решил отдохнуть, лежа в ее обломках, пока не пришел в себя пару часов спустя.
Но если уж дядюшка Сол встал на тропу войны, его не остановишь. Разобравшись с Полком, он тут же подпрыгнул в воздух футов на семь, трижды щелкнул каблуками, издал боевой клич и, едва приземлившись, схватил одной рукой за горло Исава Граймса, другой – Джоэля Брекстона и принялся подметать ими двор.
Так началась потасовка, и во всем мире не сыскать драк свирепей и ретивей, чем наши семейные разборки.
Едва Полк Каунти угодил в дождевую бочку, как Джек Граймс тут же ткнул ствол револьвера мне в лицо. Я оттолкнул дуло в сторону в ту самую секунду, когда он выстрелил, и пуля просвистела мимо меня, зато отстрелила ухо Джиму Гордону. Я опасался, что Джек кого-нибудь покалечит, если будет продолжать стрелять куда ни попадя, так что слегка приложил ему левым кулаком в челюсть – кто ж знал, что получится вывих? Но Джим Гордон, видать, решил, что это я лишил его уха, потому что он завопил не своим голосом, схватил обрез и – бам! – выпустил в меня разом две пули. Я пригнулся как раз вовремя, а потому не лишился головы, зато схлопотал двойной заряд в плечо, а остальное прилетело Стиву Кирби прямиком в зад. Получить пулю мало кому по вкусу, но я держался достойно, всего-то лишь выхватил у Джима обрез и сломал об его же голову.
Тем временем Джоэль Гордон и Бак Граймс схватили меня за ногу и пытались повалить на землю, а Джош Граймс изо всех сил тянул меня за правую руку, а кузен Пекос Бакнер дубасил меня по голове рукояткой от топора, а Эрат Элкинс наступал на меня со спины с охотничьим ножом. Я протянул левую руку вниз и схватил Бака Граймса за шею, а правой размахнулся, чтоб повалить Эрата с ног, но для этого пришлось сперва приподнять Джоша в воздух и отшвырнуть в сторону, потому что по-хорошему отступать он не хотел, а Эрат перелетел через забор, которым был огорожен сад дядюшки Сола.
К тому времени я обнаружил, что моя левая нога освободилась, потому что Бак Граймс обвис без чувств, так что я отпустил его горло и принялся пинать левой ногой во все стороны, и нет моей вины в том, что шпора запуталась в бакенбардах дядюшки Джонатана Полка и выдрала их почти начисто. Я стряхнул с себя Джоша, отобрал у Пекоса топор, потому что опасался, что он может ненароком кому-нибудь навредить, если будет и дальше размахивать им во все стороны; уж не знаю, с чего это он считает меня виноватым в том, что его череп слегка треснул, когда он ударился башкой о дерево. Смотреть надо, куда падаешь, когда тебя швыряют через весь двор. А если б Джоэль Гордон не упрямился и отступил бы сам, то и ногу ему никто бы не сломал.
Я был в западне: мне не хотелось навредить никому из моих родственников, но все они были в ярости и пытались меня убить, так что, хоть я и был осторожен, ранений было не избежать, и это остановило бы кого угодно, только не народ с Медвежьей речки. Такие уж мы упрямые, что с нас взять. Трое, а то и четверо человек опять уцепились за мои ноги, будто еще не поняли, что меня так просто на землю не повалишь, а Эрат Элкинс выбрался из обломков забора и опять стал наступать, держа наготове нож.
К тому времени я уж понял, что мне придется применить силу, без этого никуда; так что я схватил Эрата Элкинса, сжал его в медвежьих объятиях, и, видать, оттого-то у него ребра и погнулись, и после того случая он перестал со мной разговаривать. Никогда прежде не видал, чтобы кто-то так долго дулся из-за сущей ерунды.
По правде говоря, если б он слегка поостыл, он бы понял, как осторожно и любезно я с ним обращался даже в пылу битвы. Если б я позволил ему упасть на землю, он наверняка был бы затоптан насмерть, потому что я работал ногами направо и налево. Я всего-то аккуратненько отбросил его подальше, а он теперь врет, будто бы я нарочно целился, чтоб попасть им прямо на вилы Озарка Граймса, хотя я даже не видал там поблизости никаких вил.
Вдруг кто-то махнул топором, и я лишился уха, и тут-то уж начал
