Генри Уилл - Золото Маккенны
— Или я! — пропищала Фрэнчи.
Маккенна удивленно воззрился на девушку.
— Ты понимаешь? — спросил он. — Тогда зачем раньше скрывала, что знаешь испанский?
— А я ничего и не скрывала. Поработаешь с Маль-и-пай и в школу ходить не надо. Вот и все.
— Ничего себе! — восхищенно пробормотал Маккенна.
— Времени почти нет, — энергично проговорила девушка. — Давай собираться.
Она поднялась, но Маккенна не двинулся с места.
— Куда это еще? — спросил он.
— Подальше отсюда. Золото поделили. Эти спят. Утром им Маль-и-пай объяснит, что мы сделали ноги. Давай двигать.
— И как же ты хочешь поднять наверх «наше» золото, а? — язвительно осведомился Маккенна. — Две доли весят не меньше взрослого мужчины — и довольно здорового. То есть коням придется тянуть наверх лишнего человека. Пелон и Микки поймают нас до того, как мы доберемся до фургонной дороги. К этому времени завтра мы будем с тобой так же мертвы, как эти скалы.
— Если верить Маль-и-пай, мы и так погибнем.
— Это да, но можно постараться что-нибудь придумать. У нас впереди целая ночь.
Фрэнчи Стэнтон прожгла его своими горящими глазами.
— Глен, это ты говорил еще в самую первую ночь, тогда, на «Нежданном Привале». С того времени ты только и делал, что сидел и думал.
— В этом моя беда, — признал Маккенна.
— Но не моя!
— Ты чертовски права, — нахмурился старатель. — Мы сможем остаться в живых и выбраться отсюда, если только Маль-и-пай с вьючной лошадью поедет с нами: повезет груз, тогда и нам повезет. И кроме того, необходимо, чтобы Хачита прикрывал наши тылы. Если ты сможешь это организовать, я с тобой поеду.
Девушка нахмурилась в ответ.
— Половину по крайней мере я уже организовала, — сказала она. — Маль-и-пай с нами поедет. Я ей пообещала, что мы будем жить все вместе.
— Как это «вместе»?
— У нас ведь будет дом, не так ли?
— Фрэнчи, ты с ума сошла!..
— Вполне возможно. Но свою часть дела я выполнила. Теперь твой черед.
— Ты имеешь в виду Хачиту?
— Ты ведь сам предложил его в провожатые.
Маккенна с подозрением кинул взгляд через засыпанную золотом парусину. Потомок Мангас Колорадас кофе не пил. Он сидел, совершенно неподвижно и наблюдал за белой парочкой.
Маккенна прокашлялся.
— Амиго, — улыбнулся он, — мы бы хотели убраться отсюда, пока Пелон и Микки дрыхнут. Может, пойдешь с нами?
Огромный апач угрюмо покачал головой.
— Не могу, белый друг, — сказал он. — Я должен вспомнить то, что мне приказывал помнить мой погибший товарищ. Пока не вспомню, с места не тронусь.
Нахмурившись, Маккенна взглянул на Фрэнчи. Девушка ждала, как он поведет себя дальше. Внезапно шотландец понял, что настала пора действовать: сидя на заднице, эту работу не выполнишь. Он снова повернулся к Хачите и в нескольких словах обрисовал картинку: они с Маль-и-пай и Фрэнчи должны уйти, уведя вьючную лошадь и забрав свое золото, и им будет очень обидно оставлять его, верного индейского друга один на один с Пелоном и Микки. Но великан в ответ лишь печально покачал головой.
— Это невозможно, белый друг, — сказал он.
И с этими словами вытащил томагавк из-за пояса.
— Пока не вспомню, что должен вспомнить, — из каньона никто не выйдет.
— Но ты ведь можешь совсем не вспомнить! — вскричал Маккенна, пораженный тем, какой сюрприз преподнесла им капризная судьба. — И мы останемся здесь, пока не состаримся, как Маль-и-пай!
Хачита сурово кивнул. Он взвесил топорик в руке, поворачивая топорище в ладони. Пламя от костра сверкало, словно кровь на бритвенно-заточенном лезвии. Хачита взглянул на него, а затем искоса на Глена Маккенну.
— Правильно, — согласился он. — Вполне можем.
ТОМАГАВК ХАЧИТЫ
Наутро от дружелюбия и духа товарищества, которым вчера была пропитана сама атмосфера, не осталось и следа. Если Пелон с Микки и поняли, что были опоены каким-то зельем, то не подали вида. Вожак банды казался подозрительно жизнерадостным.
— Дружище, Боже мой! — приветствовал он Маккенну. — Какой денек предстоит! А какое утро! Ты только понюхай этот воздух. Слышишь? Растет трава. Айе, де ми, как приятно быть живым.
Фрэнчи с Маль-и-пай сворачивали лагерь. Птичьи трели и ласковое пение ручейка наполняли каньон счастливыми звуками. Глядя на воодушевленного Пелона, Маккенна не мог поверить в то, что сонорский полукровка может затаить какие-нибудь черные мысли. Когда ему было выгодно, приземистый бандюга умел становиться очаровательным хозяином.
Сегодня как раз был подходящий денек.
— Старый товарищ, — с нескрываемым дружелюбием говорил Пелон Маккенне, — не хочешь ли пробежаться наверх и заглянуть во-он за те уступы? Думаю тебе, как человеку, знающему толк в этом деле, наверное, интересно, что же там такое…
— Верно, — согласился Маккенна.
Он поднялся. Пелон пошел впереди. Микки поплелся сзади: ему не хотелось упускать их из вида. Бандит сразу же остановился. Рука его скользнула под серапе.
— Кто-то должен остаться с женщинами, — сказал он.
— Только не я, — ответил Микки.
Под серапе произошло наводящее на неприятные размышления движение.
— А мне вот кажется, что именно ты.
Снова Пелон застал Микки с опущенным винчестером. Поэтому паренек кивнул и молча повернул обратно.
— Двинемся же, — сказал Пелон, улыбаясь и делая приглашающий жест рукой. — Деспуэс де устед, сеньор.
Маккенна ответно улыбнулся, радуясь тому, что непостоянная натура бандита дала ему возможность перевести дух, и, повинуясь приказу, пошел впереди.
Водопад и пороги были такими, какими их описывал Эдамс: футов четырех в высоту. Сразу за ним ручей сворачивал на запад, выводя на «верхний этаж». Именно здесь разбил когда-то лагерь Нана, и здесь же должны были находиться Залежи Индюшачьих Яиц. Как только Маккенна свернул по ручью, его наметанный глаз разом охватил открывшуюся картину, и он восторженно воскликнул:
— Алли! Пор Диос, ты только взгляни на это сияние! Даже отсюда глаза слепит!
Они двинулись к земляной насыпи. Стоянка и эдамсова хижина скрылись из вида. Да, подобного месторождения Маккенна не видел ни разу в жизни. Ни «Лагерь Кондона», ни «Рыбий Ручей», ни «Верде» — ему в подметки не годились, как и остальные аризонские рудники. Наверное, подумал Маккенна, такого белый человек не видел со времен первых завоевателей. На всем Юго-востоке такого не сыскать. Ему оставалось только стоять и любоваться.
А вот Пелон почему-то был странно спокоен. Открывшееся великолепие оставило его равнодушным; в его мозгу не роились грандиозные планы насчет возвращения и дальнейшей разработки месторождения.
