Генри Уилл - Золото Маккенны
В то же мгновение Хачита, стоявший до тех пор со своим обычным отсутствующим выражением лица, выпрямился и звонко хлопнул себя по лбу.
— Точно! Точно! — взревел он. — Я все вспомнил!.. Теперь я знаю, знаю!!!..
Он протанцевал и заключил остолбеневшего Маккенну в объятия.
— Ну разве не чудесно, что я все вспомнил, мой белый друг? Как ты и обещал. О, я так рад, так рад. Спасибо тебе, спасибо!
Маккенна молча благословил столь приятную отсрочку казни, ощущая, как пересохло у него во рту.
— Ты хочешь сказать, — осторожно высвободился он из костедробильных объятий индейца, — что должен был помнить о том, что всех пришельцев в Сно-та-эй, не принадлежащих к твоему племени, следует уничтожать? Чтобы они не разболтали тайну Золотого Каньона?
— Да, да, добрый мой друг. Разве это не чудесно?
Бородач не мог поверить собственным ушам. Он попытался приструнить задрожавший голос, надеясь достучаться до непрошибаемого апача.
— Но мы с белой девушкой тоже пришельцы, Хачита, — сказал он тихо, — и не принадлежим к твоему племени. Нас ты тоже убьешь?
— Это очень, очень печально, но придется. Вот зачем мы приезжали с Бешем на ранчерию старого Эна. Нас послали охранять и сберечь сокровище для нашего племени.
— Но, Хачита, подумай! Ведь мы твои друзья!
Казалось, апач его не слышит.
— Правильно, мы должны были спасти сокровище от Пелона и ему подобных, — бормотал он. — «Хачита-убей всех!» приказал мой верный друг. «Смотри, чтобы ни один, в ком есть хоть мельчайшая примесь белой или мексиканской крови, не ушел». О, как радостно! Какое счастье!
— Дьявольщина! Ах, ты, вонючий апачский ублюдок! — заорал, внезапно встревожившись, Пелон. — Да во мне самом мексиканская кровь. А что ты скажешь по поводу Микки? В нем вообще намешано черт знает чего, черт знает с чем!
— Верно, верно, счастливого тебе пути в Темноту, хефе.
Прежде, чем бандит понял, что последние слова индейца относятся непосредственно к нему, Хачита уже стоял рядом. Он двигался настолько быстро, что никто ничего не успел разглядеть. Топорик взвился в воздух, сверкнул в лучах восходящего солнца, повернулся полтора раза вокруг своей оси и вошел примерно на треть рукоятки в широкую грудь Пелона Лопеса. Удар был настолько силен, что тело разверзлось, как трещина при землетрясении. Умирая, бандит сделал единственный шаг в сторону Глена Маккенны, и его гротескное лицо стало пепельно-серым.
— Видишь, дружище, — задыхаясь, прошептал он, — ты все-таки оказался прав: у меня, как и у всех, есть свое слабое место, и Хачита ударил точно в него.
И когда он рухнул на землю, Маккенна увидел, что, как и при жизни, его посмертной маской стал все тот же волчий, испещренный шрамами оскал. Но это уже было неважно. Шотландец не успел опомниться от столь быстрой смерти бандита, как его вывел из ступора довольно странный поступок Маль-и-пай: она изо всей силы пихнула Маккенну в ручей. Это привело его в сознание: вода хлынула в лицо, а всплеск от тела Фрэнчи Стэнтон, бухнувшейся рядом с ним в затон перед развалинами бывшей эдамсовской хижины, заставил Маккенну очнуться полностью.
И вот уже старая скво нависла над ними с обрывистого берега и закричала, как сумасшедшая:
— Плывите же, черт вас возьми! Стоило мне пристрелить Микки, как твое проклятое ружье заело!..
С этими словами она прыгнула в воду и первая двинулась но ручью к противоположному берегу, утопавшему в нависающих зарослях рогоза.
— Скорее, ослы! — она брызгала слюной и давилась словами. — В камыши! Этот громила добьет Микки и кинется искать нас с вами! Плывите же, остолопы!..
Маккенна с Фрэнчи поплыли.
Торопясь уйти от смерти, они ныряли и гребли руками; выскочили в тростники, а затем кинулись вверх по склону, намереваясь укрыться в скалах возле зигзагообразной тропы. Обернувшись, Маккенна увидел, что Хачита склонился над Пелоном; как сверкнуло лезвие томагавка, когда индеец высвободил его из груди бандита; как апач повернулся и направился к Микки, стоявшему на руках и коленях и пытавшемуся встать и убежать от надвигающейся смерти, — одна нога кавалерийского разведчика была перебита в колене выстрелом Маль-и-пай; как подбитый парнишка сделал один, два, три болезненных шага и отвернулся, когда Хачита подбросил топорик в руке и метнул его в жертву. Шотландец не видел, как и куда он вонзился. Только услышал. От этого звука его чуть не стошнило.
— Вот черт! — прошипела из ближайшего нагромождения скал Маль-и-пай. — Дерьмовый бросок. Микки как раз стал разворачивать голову, чтобы взглянуть, что делается за спиной. Лезвие вонзилось ему прямо в рот, застряло в нижней челюсти. Глянь, как оно ходит вверх-вниз. А ведь маленький паршивец пытается что-то сказать. Интересно, что?
— Боже, — пробормотал Маккенна. — Хватит, уходим! Я сказал, уходим!
— Наверное, просит, чтобы Хачита вытащил томагавк изо рта.
— Я же сказал, мамаша, хватит! Пошли скорее!
— Во! Я была права. Хачита берется за топорище… и вы-ынима-ае-ет!..
— Маль-и-пай, ты как хочешь, а мы удираем!
— Все, слишком поздно. Я так и знала. Когда лезвие входит под таким углом, вытаскивать его нет смысла. Хотя, нет, ошиблась. Миль пердонес, мучачос. Хачита вынимал томагавк не ради Микки Тиббса, а для нас. Он идет!
Маккенна посмотрел через поток и увидел, что Маль-и-пай не ошиблась. Гигант вошел в речушку и пошел вброд: там, где беглецам приходилось плыть или проваливаться с головой, вода доходила апачу до груди. Глаза его были прикованы к зарослям и хаосу скал, в которых исчезли белые и Маль-и-пай; глубоким, низким голосом он напевал жуткую минорную песню.
— Это что, молитва? — тихо спросил Маккенна.
— Никакая не молитва, — ответила Маль-и-пай, — а песня. Ты по идее должен бы ее знать, Голубоглаз. Слова-то понимаешь? Во: «Зас-те, зас-те, зас-те» — снова и снова. Песня смерти.
— Мать! — взмолился Маккенна, оглядывая беспомощную, скрючившуюся на камнях с побелевшим лицом Фрэнчи Стэнтон. — Куда же нам теперь?
— Не знаю. Привела вас сюда, куда дальше, не знаю.
— Хоть нож у тебя остался?
— А черт! Нет. Обронила, когда поднимала твое идиотское ружье.
— Боже! Даже ножа нет!
— Ба! У Эдамса с Дэвидсоном его тоже не было.
— Но у них были ружья!
— Ну, значит у Брюера, когда он карабкался в ту дыру, что над нами.
Она ткнула скрюченными пальцами через плечо на узкий клиф за их спинами, и Маккенна прищурился.
— А-а-а!.. — прошептал он. — Ты имеешь в виду ту расщелину над Наблюдательной Скалой. Брюер спасся именно в ней. Может…
— Хватит болтать — бежим! — шепнула старуха, подбирая юбки, — только не надейся, что нам повезет, как повезло Брюеру. Не забывай, что у Хачиты только с размышлением скверно, зато с томагавком он управляется — любо-дорого посмотреть. Но не нам и не сейчас.
