Генри Уилл - Золото Маккенны
Юный Микки Тиббс почему-то ничего не ответил.
Взвешивание золотого песка, а затем и самородков — сначала с рисовое зерно, затем с желудь, с грецкий орех, и под конец с индюшачье яйцо, — наконец началось. Во время работы никто не проронил ни слова, все только беззвучно считали сначала на пальцах, а затем шевеля губами: сколько всего кофейников зачерпнул Маккенна из глиняной оллы. По окончании на грязной, просмоленной холстине оказалось тринадцать аккуратно сложенных блестящих кучек золота. При очень приблизительном весе одного кофейника в тринадцать фунтов общая сумма составила триста девяносто фунтов песка, самородков и крупнозернистого золота. Даже заниженный результат заставил всех прищелкивать языками и восхищенно кивать. Настоящие золотые россыпи! Общая сумма примерно совпадала с вычислениями Эдамса! Наконец, Маккенна оторвал взгляд от мерцающих сокровищ и сразу протрезвев, кивнул Пелону.
— Принимая во внимание, что удельный вес золота 19,3, объем кофейника — чуть меньше кварты, дифференциал между цельной и разрозненной массой равен объему воздуха между частицами металла, я оцениваю находку примерно в 99000 долларов, — сказал шотландец. — Разумеется, — добавил он, сверкнув глазами, — это очень заниженная сумма, но в подобных обстоятельствах иначе нельзя. Правда, не удивлюсь, если узнаю, что истинная ценность приблизится к 100 тысячам. Еще раз повторюсь: конечно, это не то, на что мы рассчитывали, но зато близко к выкладкам Эдамса. Верно?
— Верно, — согласился бандит, — все верно. Правда, у нас в Соноре называли более соблазнительную цифру в 200 000. Но надо знать любовь мексиканцев к преувеличениям и всегда делить названную сумму пополам. Тогда точно получишь верный результат. Все нормально. Принимается! Каждому причитается по 25 000! — Он повернулся к Микки Тиббсу. — Ну что, сын сукина сына, нравится тебе такой дележ?
Микки возвел свои непокорные глазки горе, иными словами, постарался взглянуть на Пелона.
— Ты что, знал моего отца? — спросил он сонорца.
— Знал ли я твоего отца?! — взревел Пелон Лопес. — Конечно же, чтоб мне пусто было! В течение целых семи лет, пока Старый Бородач охотился за Джеронимо, твой папаша пытался поймать меня и доставить на ужин генералу Круку. И ты страшно походишь на старого Микки. Маль-и-пай тебя верно охарактеризовала. Барахло, как и твой папаша. А теперь, отвечай: доволен дележкой? Возьмешь свою четверть и успокоишься, слабоумник?
— Возьму, возьму, свинья полукровная, — откликнулся тот. — Но не успокоюсь до тех пор, пока не унесу ее отсель подальше. А когда отойду, всех вас достану: и тебя, и твою мамашу-карлицу и этого подонка голубоглазого, которого ты считаешь закадычным дружком… И ты, Пелон, еще вспомнишь то, что я сказал.
— Что это тебя вдруг так заволновал цвет маккенниной кожи, а? — ухмыльнулся Пелон. — Что, индейская кровушка взыграла? Или рассерженные предки жалят адскими головешками? У-у, как страшно…
— Ступай к чертям со своими шутками. Хотя нет, лучше начинай дележку. На четыре части, — отрезал Микки. — Я хочу забрать золотишко и убраться отсюда. Кстати, и всем остальным советую: давайте разберем доли и разными тропами разъедемся от греха подальше. И побыстрее. Ты ведь знаешь. Лысый…
— Ничего подобного! — рявкнул Пелон. — Не хочу об этом слышать! Мы пришли сюда, как друзья, и уйдем, как друзья. Вместе — мы сила! Поэтому вместе и останемся.
— Не знаю, хефе, — хитро промямлил Маккенна, — об этом миккином предложении можно было бы много чего сказать… И, как он правильно заметил, лучше с ним согласиться. Гнаться за людьми, едущими на все четыре стороны, куда тяжелее, чем за одним отрядом. Мне бы тоже хотелось забрать золото и убраться.
Пелон пронзил его взглядом.
— И, конечно, вместе с девушкой? — спросил он.
— Да, с ней.
— И с ее долей?
— Разумеется.
— Ха-ха-ха-ха-ха! Чудненько! Слышал смех? Вот действительно уморил, так уморил. Видишь, Маккенна, я все еще ценю твой юмор, хотя надо признаться, несколько устал от его однообразия. Да уж! Ха-ха-ха-ха-ха! Так, ну а теперь — по одеялам! Утром будем делить золото и прощаться. Без пальбы, без драки. Как нормальные цивилизованные люди.
Держа правую руку под серапе, он наблюдал за Маккенной и Микки. Шотландец осторожно кивнул.
— Конечно-конечно, хефе. Нет ничего лучше хорошей порции сна: прочистить мозги и отдохнуть. Это то, что нам всем нужно. Ты великий человек, никто не умеет убеждать лучше тебя.
Микки снова промолчал. Он стоял, нахмурившись, держа правую руку на весу: в ней поблескивал взведенный винчестер, а подушечка большого пальца аккуратно нажимала на собачку.
Маккенна взял одеяло, которое ему подала Фрэнчи. Вместе с девушкой он устроил постель с одного края парусины. Напротив устроился Хачита: он сел, не укрывшись, и скрестил ноги. По бокам молча примостились Микки и Пелон. Старая Маль-и-пай развела в бывшем очаге огонь и поставила на него кофейник. Было часов десять вечера и время текло, как тягучая смола. Маккенна, понимая, что следующие шесть часов будут совершенно непохожи на предыдущие, предупредил об этом свою худощавую приятельницу.
— Сразу после четырех начнет светать, — прошептал он Фрэнчи. — До этого времени спать нельзя. Понятно?
Девушка сжала ему руку и придвинулась ближе.
— Да, — ответила она. — Меня уже предупредили.
— Кто это?
— Маль-и-пай, конечно! Она для этого занялась кофе. И сказала, что она делает его не для тебя.
Маккенна бросил взгляд на старую каргу. Та мощно подмигнула в ответ. Шотландец кивнул и тоже моргнул, почувствовав себя намного лучше. Теперь он был уверен в том, что им удастся дожить до рассвета.
— Буэнос ночес, мадре, — крикнул он матери Пелона Лопеса. — Хаста маньяна.
— Хаста маньяна, — проворчала старуха. — Шел бы ты к чертям.
ПАМЯТЬ МИМБРЕНЬО
Маккенна страшно удивился, увидев, что в скором времени Пелон и Микки, которые начали пить кофе с ним вместе, заклевали носами. А через полчаса заснули. От костра отделилась тощая фигура Маль-и-пай, которая подошла к брезентовой накидке. Старуха плюнула на Микки, а Пелона укутала одеялом.
— Он вообще-то хороший мальчик, — извиняясь, проговорила она. — Мне не слишком хотелось подсыпать ему в кофе снотворное, но он не оставил мне другого выхода. Пелон хоть наполовину, а все же апач.
— Мы твои должники, мамаша. Ты спасла нам жизнь, и, надеюсь, если нам удастся выбраться отсюда живыми, я найду способ тебя отблагодарить.
— Или я! — пропищала Фрэнчи.
Маккенна удивленно воззрился на девушку.
