Генри Уилл - Золото Маккенны
Он медленно поднялся, уставился в полумрак, надвигающийся на каньон, не до конца уверенный в том, что вопли и песни компаньонов не являются игрой воображения, и единственная мысль билась в усталых извилинах, смешиваясь с бессмысленными криками: «Я богат, богат, богат, богат, богат, богат…»
Все остальное осталось где-то в другом мире. А он был богат. Он напал на единственную и неповторимую жилу, жилу, о которой мечтают все старатели на земле.
— Боже мой, — повторил он, — боже мой… — Маккенна рухнул на колени и принялся сыпать на себя полные горсти песка, зарываясь в него лицом, как ребенок в мыльные пузыри, вылетающие из добрых рук его матери…
КАНЬОН ДЕЛЬ-ОРО
— Давай, поднажми. Почти получилось. Поднимай же!..
Хачита кивнул и согнулся. Маккенна, вместе с остальными наблюдавший за его работой, припомнил историю Эдамса о том, как после убийства его компаньонов, он прополз по зигзагообразной тропе обратно в лагерь. Легендарный первооткрыватель знаменитого каньона говорил о том, что в темноте подобрался к дымящимся развалинам хижины и стал копать землю среди горячих угольев, намереваясь освободить плиту и забрать из Оллы немного песка и самородков. Он клялся, что камень оказался настолько горячим, что до него нельзя было дотронуться. Позже, когда это утверждение подверглось сомнению, он признался, что когда ждал, пока камень остынет, рухнула поперечина, поддерживающая потолок, и плита, которую Эдамсу удалось-таки слегка приподнять, снова грохнулась на место, полностью уничтожив все надежды достать заветный клад. Бревно легло так, что яму перегородило пополам.
В этом месте Маккенна всегда презрительно кривился. Никто бы не смог вернуться в каньон, до отказа забитый апачами — Эдамс насчитал три сотни! — чтобы хапнуть несколько пригоршней золотого песка. Первое, что пришло бы в голову опытному старателю — запомнить местонахождение, нарисовав примерную карту, и позже вернуться с подмогой. Но сейчас, когда Хачита стал поднимать бревно, припечатавшее плиту, все сомнения относительно правдивости Эдамса исчезли. Зная, сколько золотого песка и слитков должно лежать в этом легендарном котле, Глен Маккенна понял, что для того, чтобы добраться до сокровища и унести, сколько можно, в седельных сумках, которые, по рассказам Эдамса, он приволок с собой, он бы тоже пробрался бы между тысяч и тысяч танцующих апачей.
Вопль Пелона и его волчий вой разбил напряженную тишину. Видение Маккенны померкло.
Обугленный брус под мощными руками Хачиты поддался вначале на шесть дюймов, затем на фут… Через секунду показалось, что сейчас он грохнется обратно, но к апачу тут же подскочили Маль-и-пай с Микки Тиббсом и подставили спины под ускользающий конец. Фрэнчи посмотрела на рыжебородого старателя, словно говоря: «Что же ты, помогай…»и тут же поднырнула под пятнадцатифутовое бревно с риском быть раздавленной или искалеченной, потому что отчаянных усилий Хачиты удержать громадный брус было явно недостаточно. Было необходимо, чтобы почерневший кусок дерева, наконец, благодаря неистовым усилиям всей компании, выполз на воздух из-под покрывавшей его земли, как огромная змея, и убрался с известняковой плиты, под которой находился заветный клад.
— Поднимайте! Поднимайте! — хрипел Пелон, поджидавший удобного момента, чтобы воткнуть деревянный кол в образовывающуюся щель. — Черт побери, да поднажмите же! Вы что, вконец ослабели? Или, мучачос, захотелось оставить золото в этой яме? Ха-ха-ха!
И тут Маккенна понял, что тоже — хрипя и рыча — подпирает вместе с остальными порядком поднадоевший всем брус. Эта помощь заставила огромного апача набрать в легкие воздух и поднатужиться, собираясь пустить в ход полную силу. На самом деле Хачита не был до конца уверен, что поступает правильно, выполняя работу подъемного крана, потому что белый друг, к которому благоволил Беш, долгое время стоял в стороне и безучастно наблюдал за происходящим. Через секунду индеец отшвырнул бревно в сторону с такой легкостью, словно это была чушка для костра. Деревяха пролетела у Пелона над головой и грянулась оземь в нескольких футах от очага. Никто не стал делать Хачите замечания по поводу техники безопасности только потому, что все были измотаны до предела и ошарашены проявлением столь чудовищной силы. Но ее, по крайней мере, можно было описать, в то время, как магнетизм, тянувший людей к яме, не поддавался словесной слабости.
— Мать Мария! — икнул Пелон. — Поднимите плиту, плиту поднимите…
Казалось, бандит не может шевельнуться. Он беспомощно стоял возле ямы, показывая на известняковую плиту и умоляюще повторял, чтобы ему показали то, что под ней находится. Его мольба не осталась неуслышанной. Маккенна, Фрэнчи и Микки Тиббс грохнулись на колени в пепел, угли и окалину, накопившуюся за тридцать три года, и жадно рыча, и задыхаясь, принялись как собаки, раскапывать золотую кость, зарытую Эдамсом, Дэвидсоном и Брюером уходящим летом 1864-го.
Плита, как и рассказывал Эдамс, оказалась тощей известняковой крышкой. Как только блуждающие пальцы несколько приостановили безумные попытки разорвать ее на части и начали поиски неровных, шероховатых краев, она с легкостью ушла вбок. Разверзлась темнота. Наступил момент истины. Дыра черным глазом уставилась на золотоискателей. Она была так же пуста, как оскверненная могила какого-нибудь фараона. Золото Эдамса исчезло.
Вселенский ужас пронзил сердца. Вожак бандитов с компаньонами, не шевелясь, сгрудились над ямой. Лишь лицевые мышцы выдавали весь ужас, который испытали искатели сокровищ, разом потеряв самообладание.
И вновь лающий смех Пелона Лопеса вывел его приятелей из транса.
— Ха-ха-ха! — возопил он. — Ну конечно, конечно же!! Идиоты! Болваны! Ослы! Ох, хороши! Ослепли. Все… кроме Пелона. Ха! Ха-ха! Поняли, в чем дело, компадрес? Яма вовсе не пуста. Пока мы работали, стемнело. Заметили? Да смотрите же! Солнце село, да еще и мы сгрудились, как бараны, заслоняя последние крупицы света своими безмозглыми головами. С ямищей все в порядке. Зажги факел, Маль-и-пай! Тут у меня спичка. Дай какой-нибудь пучок соломы!
Старуха заковыляла к лошадям. Когда она принесла требуемое, Пелон чиркнул спичкой и поднес пылающий факел к раскрытой яме. Какое-то мгновение никто ничего особенного не замечал, но только лишь мгновение. Затем Маккенна произнес:
— Там оленья шкура, наверное, прикрывает что-то. Ага! Точно… Чтобы грязь в яму не валилась. Во, подцепил, кажется, сейчас достану. Боже, Боже, Боже!..
В момент благоговейного восторга он мог только призывать Господа, тогда как остальные — лишь думать о Нем.
