Феликс Гилман - Расколотый Мир
Возможно, он ушел танцевать. Мортон осторожно подталкивал к этому и Лив. Она попробовала танцевать, но у нее не вышло. Танец был незнакомым, энергичным и атлетичным, она едва не упала. Устав, она подсела к молодой жене Мортона, Салли, которая тоже не могла танцевать — ребенок внутри нее шевелился, и ее подташнивало. Лив не могла ей ничего посоветовать, но девушка расстраивалась, ее хотелось утешить. Держа руку Салли и приговаривая «ну, ну», Лив искала глазами Уоррена, но больше его не видела
На пятый день они провели референдум.
Мужчины и женщины Нового Замысла расселись на длинных жестких скамьях Зала заседаний. Крыша зала казалась кружевом из деревянных балок, меж которых виднелось небо. В полдень в городе пошел холодный дождь со снегом. Никто из жителей даже не вздрогнул. Они сидели, выпрямив спины, и слушали скучнейшую речь старейшины Мерилла, пока дождь приглаживал им волосы, придавая им черный оттенок.
Мерилл говорил о налогообложении и собственности, о моральных нормах, касавшихся этих вопросов, — хотя, насколько было известно Лив, никакой частной собственности в Новом Замысле не было. Здесь она вообще не видела денег и полагала, что в городе царит коммунизм, который предсказывали еще пророки в древних текстах. Она решила, что экономика Мерилла скорей утопическая, чем практическая. Этот старейшина смахивал на тихого мечтателя.
Закончив, Мерилл под сдержанные аплодисменты прошел по грязному полу к своей скамейке. На кафедру взошел старейшина Полк, и горожане слушали его с тем же серьезным видом. Он носил очки, одно стекло у которых треснуло, а другое давно уже выпало, но держался с достоинством. Лив не смогла понять, о чем он говорил.
Старейшины города были так же членами Ассамблеи Республики и выступали в обоих качествах. Это Лив объяснил и серьезный молодой человек, сидевший слева, и серьезный пожилой человек, сидевший справа.
Мистер Уэйт, молодой человек из Улыбчивых, выступил с краткой импровизированной речью на тему «О чем говорит наша способность провести эту встречу перед лицом новостей, которые, согласитесь, кажутся тревожными? (Да, только кажутся, ведь мы не из тех, кто тревожится, и должны гордиться этим!)». Дождь пригладил его роскошные светлые волосы, и они потемнели. Чем дольше он говорил, тем шире становилась его улыбка, и тем больше он напоминал Лив куклу чревовещателя. На свое место он вернулся под аплодисменты, и министр мер и дел начал ответственную часть собрания.
Повестка дня была такой: стоит ли продолжать охоту на Зверя — или необходимо сменить тактику? Кроме того, необходимо снова обеспечить ирригацию южных полей. Салли Мортон встала и, запинаясь, произнесла речь о важности дошкольного образования, которую закончила, так и не раскрыв главной мысли. Предложение мистера Дилворта о поправках к закону о прекращении парламентских прений было отклонено так решительно, словно он предложил что-то неприличное, и Дилворт сошел с кафедры под сердитыми взглядами аудитории.
В последнюю очередь решили обсудить, как поступить с Генералом и что предпринять в связи со слухами о приближающихся врагах. Толпа беспокойно всколыхнулась, и на кафедру поднялся президент Хобарт. Юноша, сидевший слева от Лив, вскочил и энергично захлопал. Пожилой человек справа настороженно молчал.
Капитан Мортон сидел на два ряда впереди Лив, выделяясь в своем красном мундире меж серо-коричневых соседей, как павлин среди кур. Он не хлопал и сидел неподвижно. Салли, склонившись к мужу, держала его за руку.
Лив встала. Вокруг нее воцарилась тишина.
— Президент Хобарт. Линия скоро будет здесь. Кридмур найдет нас. Вы должны эвакуировать женщин и детей. Вы забыли, что такое Линия, каким она владеет оружием. Вы должны заключить союз с Кримуром против Линии — ради...
Толпа с отвращением взревела, заглушив ее голос.
Лив всматривалась в лицо президента, а президент, вытянув руки и обхватив трибуну, вглядывался в толпу. Он улыбался своим гражданам и ждал, когда те успокоятся.
Президент Хобарт встретился глазами с Лив. Он наклонился к своему помощнику и что-то шепнул ему на ухо.
— Президент Хобарт, я предлагаю...
Юноша осторожно положил ладонь ей на руку и сказал:
— Мэм.
Вскоре Лив вежливо вывели из зала Помощник сопроводил ее на другой конец города молча, словно желая извиниться, а затем покинул — придерживая шляпу, помчался обратно в Зал заседаний, и его спина скрылась в пелене дождя.
Лив осталась одна, да и к лучшему: вряд ли она смогла бы сейчас говорить. Она впала в шок. Столько недель читать об истории Республики, грезить о ней, разговаривать с ее падшим Генералом, чтобы в итоге обнаружить, что Республика — всего лишь экспонат в музее, из которого Лив теперь выгнали! Эго не укладывалось в голове.
Они отказались от ее помощи. Не выслушали ее советов. Она была не нужна им — и никак не могла повлиять на свою судьбу. Ее безопасность всецело зависела от президента Хобарта и его мудрости, которую Лив, увы, оценивала невысоко.
Она побродила по городу, иногда качая головой, иногда улыбаясь. Направилась на запад, быстро дошла до городских стен, рва и сторожевых башен. Помахала пареньку на башне, державшему ружье. Тот помахал ей в ответ. Он носил ярко-красный кивер офицера. Отцовский?
По другую сторону рва высились дубы. Прохладная, манящая тьма Лив хотелось убежать туда Бросить Генерала Может, Крид-мур уже не станет ее искать? К западу за лесом вздымались остроконечные пурпурные горы. Солнце клонилось к закату, превращая снег на вершинах в блестящую медную кайму. По-прежнему шел дождь, и тонкие холодные капли светились в косых лучах.
Лив сделала еще пару шагов к мосту, и путь ей преградил юноша. Лив узнала его по уродливой ведьминой бородавке на носу. Вот только кто это — Блиссет или Синглтон? Она не видела обоих с тех пор, как они нашли ее в лесу. А он, конечно, ее помнил. И покачал головой, стараясь не смотреть ей в глаза.
— Вы совершенно правы, сэр, — сказала она. — Для прогулок в лесу уже слишком поздно. Я могу заблудиться.
— Совершенно верно, мэм.
— Вы очень добры к гостям.
Лив повернула обратно. Она шла по грязным улицам Нового Замысла. Вместе все эти улицы образовывали кропотливо спланированное колесо — Лив не могла не признать, что такая планировка города изящна и рациональна. Как объяснял Мортон, в ней воплотился некий принцип организации и порядка, ценимый в Республике чуть ли не превыше всего.
Свет из окон домов струился золотой пеленой в вечернем дожде. Новый Замысел представлялся Лив колесом, которое отвалилось от огромного сверкающего часового механизма, долго катилось куда-то в одиночестве и, наконец, упало здесь, в этой канаве, в этой грязи. Оно все еще вертелось, цепляясь зубцами за жизни этих маленьких людей. Генерал умел строить на совесть...
