Рассеяние - Александр Михайлович Стесин
— Да, — спохватывается, — а вы-то как, хорошо провели вечер? На концерте были?
— Нет, в ресторане. По случаю дня рождения, кстати.
— В ресторане? В каком?
— В грузинском. Там очень вкусные пироги с сыром.
Грузинский ресторан называется «Чизбоут» («кораблик из сыра» — так американцы называют аджарули). Теперь, когда нет больше ни Ромы, ни «Дяди», все ходят туда. Сегодня мы справляли там юбилей Марины Темкиной. Я сидел рядом с Виталием Комаром и весь вечер расспрашивал его про другого Виталия — моего дядю. Комар помнит Виталия Стесина по Москве конца шестидесятых — начала семидесятых. Знал его тогда, но не очень близко.
С Темкиной я познакомился почти тридцать лет назад. Бродский, с которым я эпизодически общался незадолго до его смерти, поручил ей взять надо мною шефство. Молодым нужна среда, окружение. Если уж я зачем-то сочиняю стихи по-русски, надо знакомиться с людьми, чтобы это куда-то пошло. В Нью-Йорке у И. А. есть давняя приятельница, поэт из Питера. Я приехал на дачу, которую они с мужем, скульптором Мишелем Жераром, снимали, кажется, где-то в Массачусетсе. Провел там несколько дней. Показывал ей свои юношеские опусы, переводил стихи из ее книги «Каланча» на английский. А в девяносто восьмом, приехав на лето в Нью-Йорк, первым делом отправился к ним с Мишелем на Тридцать четвертую улицу. «У вас там не опасно одному идти от метро?» «Не волнуйтесь, Алик, у нас все живут дружно, и никто никого не убивает». В то время она называла меня Аликом — так же как в детстве называли родители и их друзья. Уже потом перешла на «ты» и на «Сашу». Когда мы познакомились, мне было шестнадцать, а Марине — примерно столько же, сколько мне сейчас. И вот мы отмечаем ее день рождения в «Сырном кораблике», и я, как четверть века назад, сижу за столом «со взрослыми»: Бахыт, Комар, Марина… И как могло случиться, что мне — сорок пять, Марине — семьдесят пять, а Комару — почти восемьдесят?[83]
— В грузинском? — удивленно переспрашивает Джоэл. — Это почти как украинский, да? У меня бабушка из Украины. Она в Америку во время войны бежала. Через Голландию. На лайнере SS Amsterdam. Вот ведь как история повторяется… А я почему-то думал, что вы были на концерте. На Билли Джоэле, может быть… Вы знаете, он в Мэдисон-сквер-гардене каждый месяц выступает. Давно мечтаю сходить. Мне это, конечно, не по карману. Но, может, надо было на день рождения себе подарить билет. Жалко, вовремя не сообразил. Теперь уже только через год…
Почему, когда он произносит эти слова, странный пожилой человек с больной женой, детскими суждениями и безрадостной жизнью, у меня сжимается горло? Если бы это происходило двадцать пять лет назад, я бы, наверное, подумал о том, насколько этот разговор в такси отражает дух города Нью-Йорка. Вроде тех красочных диалогов в фильме Джармуша «Ночь на Земле». Но увлечение творчеством Джармуша — тоже из какой-то прошлой жизни, сейчас я ни о чем таком не думаю. Просто жалко, всех жалко.
На концертах Билли Джоэла я никогда не бывал и вряд ли когда-нибудь буду. Зато не так давно побывал на концерте Гребенщикова[84]: одно из сильнейших впечатлений последнего времени. Подумать только, в последний раз я был на его концерте в 1998‑м — ровно четверть века назад! В юности у меня, как и у всех (или почти у всех), был период увлечения «Аквариумом». В далекую доинтернетную