Мишель Пессель - Затерянный мир Кинтана-Роо
Из содержательного монолога старого бандита я извлек много сведений о чиклеро, о том, как отличить их соперничающие партии, и о законах суровой жизни этих людей, добывающих жевательную резинку.
Я еще раз услышал, что из меня мог бы получиться отличный чиклеро, ведь с таким ростом удобно делать надрезы на стволах, откуда вытекает драгоценный сок. Живя в джунглях, среди бесконечных опасностей, чиклеро научились добывать удивительные целебные средства. Например, они постоянно жуют какую-то травку, которая вызывает у них колики, зато спасает от дизентерии. А ведь чиклеро почти всегда приходится пить грязную воду. Мой хозяин показал мне, как дуть в ствол ружья, чтобы извлекать особый звук, которым чиклеро «окликают» друг друга, если заблудятся в джунглях. Теперь я впервые услышал о страшной «мухе чикле», представляющей одну из самых серьезных опасностей для чиклеро. От укуса этого насекомого образуются жуткие язвы, начисто разъедающие носы и уши. Позднее мне приходилось видеть ужасные последствия таких укусов, которые могут изуродовать человека на всю жизнь, так как заражение распространяется наподобие проказы.
Мой новый друг поверил мне также множество секретов приготовления комков уваренного чикле для продажи их специальным компаниям. Чиклеро сами выпаривают белый, как молоко, сок саподильи, превращая его в твердую резиноподобную массу, которую затем скатывают в рулоны и относят на приемный пункт, где их прежде всего взвешивают. Самый распространенный вид обмана, к какому прибегают все «честные чиклеро», заключается в том, что в котел, где уваривается чикле, подсыпают песку. Можно добавлять и камней, но это рискованнее, так как агенты на скупочных пунктах могут легко их обнаружить.
Узнав, что я француз, хозяин рассказал мне историю моего соотечественника Пьера, одного из трех преступников, бежавших с Чертова острова и проплывших на плоту от Ямайки до Косумеля. С Косумеля Пьер отправился на побережье Кинтана-Роо, где некоторое время работал на складах большого приемного пункта чикле. Однажды Пьера обвинил в обмане какой-то чиклеро и поклялся его убить. Но видимо, Пьер тоже «умел держать в руках оружие», он застрелил обвинившего его человека. Тогда целая банда чиклеро поклялась убить Пьера, и его убили.
Страшный удар мачете, оставивший шрам на груди моего нового друга, тоже был получен во время кровавых драк между двумя партиями чиклеро. Я уже начинал проникаться симпатией к этому одинокому бродяге, который так просто излил мне свою душу. Его жизнь, полная опасностей, как у большинства чиклеро, и непрерывная битва с джунглями развили в нем острый ум и сообразительность.
Я стал понимать смысл этих бесконечных убийств и потасовок. Все преступления чиклеро объясняются самим образом их жизни. У чиклеро нет своей страны и, кроме ружья и мачете, нет имущества. Вся его собственность заключается в чести и гордости, и на их защиту он бросается при малейшем поводе, не щадя жизни. Большую часть так называемых уголовных преступлений чиклеро совершают не из алчности, а во имя спасения своей чести. В артельном объединении оскорбление одного человека становится личным оскорблением для всех его членов. В таких местах, где нет полиции, каждый сам устанавливает свои законы и меру наказания. А для чиклеро существует лишь одно наказание: немедленная смерть.
Я сидел на самодельном стуле, наблюдая, как мой друг готовит ужин. Разглядывая его морщинистое лицо в отсветах пламени маленького очага, где он стряпал еду, я чувствовал себя словно в логове дьявола. А когда я уже лежал в гамаке, мне было видно при свете догорающего огня, как у старого авентуреро вздымается грудь с ее страшным шрамом. Больше всего меня поражало то, с какой легкостью я принял дружбу такого человека.
На другое утро мы вместе собрались в дорогу. Мой друг взялся нести вещи.
Вдоль всего побережья я видел ужасные следы урагана. Обрушившаяся на берег огромная волна вывернула с корнем деревья и кустарники и унесла их в море, а потом они были выброшены другой волной, сокрушившей все, что еще оставалось на берегу. Трудно себе представить силу этого тарана из тысяч огромных деревьев, поднятых на гребень гигантской волны.
Очень немногие, кто был в то время на берегу, остались в живых. В Шкалаке, куда я теперь направлялся, из ста пятидесяти жителей погибла половина. Волна высотой в двадцать футов накрыла весь поселок и прокатилась от Карибского моря до залива Четумаль. Когда волна отошла, часть жителей оказалась на верхушках устоявших пальм или на высокой груде обломков. Только эти люди и уцелели.
Однажды в Вест-Индии силу этих ураганов продемонстрировал мне лист какого-то дерева. Под давлением ветра лист стал таким плотным и жестким, что, налетев на дверь какого-то дома, врезался в нее, как лезвие бритвы.
Мы шли по опустошенному побережью до самого захода солнца и останавливались только два раза, чтобы поесть сухих лепешек, оставшихся от моих запасов с маяка. По пути нам почти ни разу не встречались скалистые участки, так что весь день можно было идти у самого берега. То и дело мы натыкались на множество самых разнообразных, иногда совсем неожиданных предметов, прибитых сюда атлантическими течениями. Как-то я поднял запечатанный аптечный пузырек. Через темное стекло я с удивлением увидел внутри листок бумаги. Представьте себе, это оказалась написанная карандашом записка:
«Карибское море
26/I —1958
Кнут Фуллингло
Лундис Лейн
Осло Норвегия».
Потом я наткнулся на истрепанный спасательный пояс с надписью «Энджел Хорас». Кто знает, может, это были остатки какой-нибудь страшной катастрофы.
Примерно через каждые пятьсот ярдов мой друг, шагавший впереди меня, нагибался и что-то подбирал на песке. По виду это были просто серые и бурые камни. Он осторожно бросал их в хенекеновый мешочек, привязанный у пояса. Я спросил, что это за камни. Он назвал их лаком и объяснил, что за килограмм таких камней в Мексике можно получить восемь песо. Я тогда не знал, что собой представляет этот лак, но подумал, что он не морского происхождения. Рассматривая похожие на камни кусочки, я удивился их легкости: они даже плавали в воде. Потом я заметил на некоторых кусках явные отпечатки формочки, похожей на блюдце. Это совершенно сбило меня с толку, и лишь много позднее я узнал об истинном происхождении этого самого лака, который можно подобрать повсюду на побережье Кинтана-Роо. Особенно много его бывает после сильных бурь.
«Камни» оказались действительно лаком, а то, что их приносило море, было, можно сказать, явлением второго порядка. Кажется, в 1942 году большое торговое судно, груженное лаком, разбилось о скалы у Банко-Чинчорро и затонуло. Лак этот, полученный из сока какого-то дерева, как и большинство камедей, плавает в воде. Год за годом корпус затонувшего судна трепали бури, некоторое количество ценного груза вымывалось из него и прибивалось к берегам Кинтана-Роо. Чиклеро, иногда подбиравшие лак, совершенно не знали ни его происхождения, ни его истинной ценности. Она была намного выше тех восьми песо, которые компании чикле назначали за килограмм лака. Должно быть, на судне было много сотен тонн этого лака, если в течение восемнадцати лет море все время выбрасывает его на берега Кинтана-Роо и даже Британского Гондураса.
