ФАК project - Всеволод Родионович Ласкавый
Вся моя дальнейшая жизнь висела на волоске. Именно так мне казалось в этот момент. Всё или ничего. Мгновение тёплых объятий или вечность в холодном поту. С каждой дополнительной секундой ожидания усиливалось ощущение просачивающейся в клетки моего тела малодушности. Я должен был взять себя в руки и положить этому конец.
"Молчание – знак согласия," – уверенно произнёс я и, не дожидаясь никакой другой реакции, обнял её.
Я мог чувствовать, как по всему моему телу проносятся мурашки. Их скорость значительно превышала скорость движения моих мыслей, не поспевающих за первобытными реакциями организма, который в погоне за этим морозным, но чертовски приятным покалыванием рефлекторно увеличивал силу сжатия источника столь упоительных ощущений. Я обвил Эстель своими руками словно Кракен, непреодолимо жаждущий утащить с собой на морское дно Чёрную Жемчужину и никому не желающий её отдавать.
"Биение сердца – наиболее искреннее проявление тебя и твоего тела," – прошептала она мне на ухо. Мне казалось, что тепло её дыхания способно согреть меня даже самой холодной ночью. "Теперь я знаю, что если мне захочется узнать что-то наверняка, достаточно лишь приложить голову к твоей груди всё станет ясно."
Я обхватил своими руками её плечи и слегка отодвинул, чтобы посмотреть в эти голубые глаза.
"Раз уж ты сама всё поняла, мне незачем больше скрывать свои намерения," – сказал я и незамедлительно впился в губы Эстель, испытав на себе всю силу последнего первого поцелуя в моей жизни, среди побочных эффектов от которого были головокружение, изумление и умопомрачение.
Я почувствовал, как её тело обессилило. Она растаяла в моих руках и растворилась в порыве моей страсти. Своей левой рукой я прижал её талию к себе, а правой обхватил шею, задняя поверхность которой была приятнее на ощупь даже самого лучшего в мире песка. Мы не замечали и не чувствовали никого и ничего вокруг. На этот краткий миг я был центром её мира, а она – моего.
Когда я наконец-то от неё оторвался, мы посмотрели друг другу в глаза, в которых увидели отражение самих себя и Луны, пусть и не настолько яркой и круглой, как на том острове в Таиланде, но такой нашей и родной.
"Пора возвращаться. Ребята, наверно, уже нас потеряли," – сказала Эстель, повернув голову назад в поисках единственного огненного пятна на горизонте.
"Да…" – нехотя протянул я, и мы отправились назад.
Мы шли молча, держась при этом за руки. Несмотря на время суток, на улице по-прежнему стояла отличная, безветренная погода. Капли воды, попадавшие на меня в виде брызгов от столкновения с ногами державшейся левее Эстель, свидетельствовали о том, что море ещё не успело окончательно остыть и было довольно тёплыми. Я решил воспользоваться тишиной и начал гадать на тему того, какие мысли были у неё в голове после только что произошедшего. Поток моих размышлений прервал неожиданный вопрос.
"Какой безумный поступок ты бы сейчас хотел совершить?" – обратилась ко мне Эстель. "Только не думай! Отвечай первое, что придёт на ум." Всё это время я играл в заведомо проигрышные догонялки с её разумом и чувствами, а ведь можно было просто спросить.
"Эммм…" – замялся я.
"Мне кажется, что ты злоупотребляешь обращением к сознательному. Отключи свой мозг. И дай волю эмоциям."
Нечто подобное мне уже приходилось слышать и от Кузи с Филиппом, которые упрекали меня в отсутствии умения полностью расслабляться. Они всякий раз заставляли меня отложить работу в сторону, когда на кону стояла возможность хорошо отдохнуть или на себе ощутить очередную прелесть бытия. С ними я всегда был уверен в том, что жизнь не пройдёт мимо и что моя склонность всё взвешивать не испортит те неповторимые моменты, являющиеся неотъемлемой составляющей движения навстречу новому и неизведанному. Отбросив всё лишнее, я, без оглядки на последствия, поделился с Эстель своим видением безумного.
"Было бы здорово голышом искупаться в море при приглушённом свете Луны, а потом согреться у костра, потягивая белое вино."
Я почувствовал небывалую лёгкость от своего признания. Как же здорово было говорить с другим человеком в той же открытой манере, что и с самим собой. Реакция Эстель лишь закрепила полученный эффект.
"Звучит здорово! Посмотрим, получится ли у меня составить тебе компанию в осуществлении этого зловещего плана," – лукаво произнесла она за мгновения до того, как мы приблизились к единственным людям, находящимся на тот момент на территории пляжа.
"Вот вы где! А мы уже собираемся уходить," – с негодованием встретила нас Камилла, уже приготовившаяся свернуть плед. "Может как раз мне поможете? А то он такой большой. Я одна не справлюсь. Остальные пошли относить продукты в машину."
Мы с Эстель переглянулись.
"Знаешь что, а оставь-ка ты этот плед. Он нам с Саймоном ещё пригодится," – сказала она своей подруге, удивлению которой не было предела.
"Ты же понимаешь, что мы сейчас поедем в отель? Ребята уже загружают багажник," – на всякий случай прояснила ситуацию Камилла, но Эстель уже демонстративно прилегла на плед.
"Как же здорово! Луна, звёзды, костёр. Вы езжайте себе спокойно, а мы ещё насладимся этим праздником жизни."
"Да, а то я завтра уже уезжаю, а нам ещё столько всего нужно обсудить. Но это стоит того, чтобы пожертвовать сном," – включился я в разговор аккурат к моменту, когда на пляж вернулись молодые люди, имена которых стёрлись у меня из памяти в свете последних столь будоражащих событий.
"И вот эту корзинку можно оставить," – сказал я им, отодвинув в сторону ёмкость с двумя багетами и бутылкой вина. "Обещаю вернуть в целости и сохранности!"
"Это он про корзинку, а не про содержимое," – уточнила моя соучастница, удобно расположившаяся на шерстяном ложе.
"Ну, как знаете. Если что, дрова можно найти в той стороне," – объяснил нам указавший в направлении севера юноша в чёрной футболке, тогда как его товарищ собрал остатки вещей. "Пошли, Камилла. Девочки уже в машине."
Напоследок подруги обменялись парой слов на французском, после чего эта троица скрылась за
