Евгений Абалаков - На высочайших вершинах Советского Союза
Долго задерживаются на сбросах, где мои «орлы» летели. Я в это время делаю наброски с пика Левина.
На леднике еще лежит снег, но ручейки уже пробивают дорогу и снег заметно оседает. У лагеря ищу оставленные вещи. Обнаруживаю их на этот раз довольно быстро. Ясно видны вверх по леднику наши позавчерашние следы. На них жду появления фигур.
Одна вышла, идет вниз. Это Виталий перебирается через морену, огибает озеро по снежнику и приближается ко мне.
— Где еще двое?
— Там сходят. Устали здорово…
Наконец, появляются двое, походка расслабленная, шатаются. Встали в нерешительности: по чьим следам идти?
Спешу навстречу. Не узнали и еще издали кричат:
— Виталий, а спирт взял?
Подхожу.
— Здорово, орлы!
— А, Евгений, вот это здорово!
Лукин совсем высох. Говорю ему:
— Снимай рюкзак!
Сначала поупрямился, но потом сговорились. Вид и рассуждения у него, как у подвыпившего. Дошли до лагеря. Захватили там манку и фляжки. Прошли немного, Лукин опять ухватился за рюкзак. На сей раз уговоры не подействовали. Пришлось меняться. Несу рюкзак Касьяна. Лукин надел рюкзак и тут же просит присесть. Вот комик, костьми ляжет, но с рюкзаком.
Иду довольно быстро. Ребята отстают и просят не спешить. Спускаемся прямо к лагерю. Встречают «больные».
—А где же обед? Не удосужились?..
—Да он бы остыл, — говорят.
Еще по дороге узнал все подробности штурма.
В день расставания шли часов до шести. Переночевали. Ветра не было. Утром вышли не рано, часам к 12-ти. Гребень широкий, как Ленинградское шоссе (по описанию Чернухи). Жесткий, удобный для ходьбы чешуйчатый наст. Через два часа перешли на скалы и по ним за час с небольшим вышли на вершину.
Открылось большое снежное плато, метров на 300 ширины. Оно уходит далеко к пику Дзержинского и ограничено с трех сторон (за исключением юга) скалистой грядой.
Видимость очень слабая. Видна лишь юго–восточная часть с озером Кара–куль.
Вытащили из рюкзака бюст Ленина (ранее установленный метров на 200 ниже) и укрепили его на северо–восточном скалистом выступе. В метре от него сложили тур и вложили записку о восхождении. Обыскали вершину, но никаких следов пребывания на ней немцев (в 1928 году) не обнаружили.
Время выхода на вершину 16.20. Спуск в лагерь на гребне в 18.10. Утром спуск вниз. Шли не связанные…
Облачно. Солнца нет. Виталий ставит себе палатку. Ребята отдыхают. Стряпаю богатый ужин.
Мешок почти просох. Сплю очень хорошо.
10 сентября. Утро изумительное. Тихо, тепло, ясно.
Начинаем сборы к выходу в нижний лагерь. Вышли точно в 10.10, ибо начальник Чернуха объявляет выход, когда все уже соберутся: мудро и опозданий не бывает.
Вид у нас бандитский: все обросшие, помятые, грязные и изодранные. Особенно эффектен Виталий: он в трусах и с громадной кастрюлей, привязанной поверх рюкзака.
Передышка и фотосъемка перед выходом на лед. Похрустывают ледяные иглы под нашими подошвами.
Вот и средняя морена. Теперь уже «дома»! Моренный гребень сильно обтаял и заострился (без рубки теперь трудно бы было провести лошадей). Последние бугры морен. Виталий спешит первым подняться на откос. Мы с волнением следим, увидит ли он кого в лагере? Поднялся — и вдруг рука приветственно вскинулась вверх. Есть! Ура! Быстро поднялись и мы. Навстречу Юхин, красноармейцы. Жмут руки, поздравляют.
Вечером сабантуй. Появился богато сервированный закусками «стол». Бутылка хорошего вина, остальное спирт. Пошло здорово. Лукин опять пытался говорить торжественные речи.
Виталий уныло лежит в мешке и тянет ром. У него болят зубы.
Сплю на воле под мобилизованными полушубками.
12 сентября. Ждем караван. Обещали быть с утра, но подошли только к обеду и то, если бы Анастасов случайно выстрелом не спугнул караванщиков, «отдыхали» в Ачик–таше до вечера. Юхин и Ткаченко уехали раньше.
Наконец наши «рысаки» готовы. Виталий любит устраиваться удобно: два вьюка с боков, в середине мягкая подстилка на вьючном седле. Мне пришлось довольствоваться лишь ватником вместо седла. Не успели отъехать, как у Виталия авария: съехал на шею, а затем и вовсе свалил все вьюки. Второй случай уже со мной. Лошадь моя без стремян. Не найдя подходящего камня, решил вскочить на нее с разбегу. Между тем к лошади привьючили два рюкзака и, видимо, плохо. Я разбежался, прыгнул, и в то же мгновение весь груз вместе со мной съехал под лошадь. Ребята надрываются от смеха.
Удаляется белая громада пика Ленина. Промоина Ачик–таша. Переправа пустяковая, воды немного. Изумительной красоты и прозрачности голубые озера. Вода как морская.
Караванщик отказывается ехать до Бордобы. Ночью, говорит, нельзя перейти последние речки. В полной темноте свернули на поляну у ручья и встали.
Палаток не расставляли. Спали хорошо.
13 сентября. Еще до солнца разбудили караванщика. Тот пошел искать лошадей. Лишь брызнули первые лучи, начали будить всю «банду батьки Чернухи».
Лошади, видимо, разбежались. Ждать пришлось долго. Взгромоздились на этот раз удачно и до Бордобы ехали уже без приключений: приспособились.
День опять изумительный. Речки подернулись серебристым слоем ледка. Через речку ледника Корженевского переправились легко. Последний поворот — и открылись строения Бордовы. Неожиданно от них отделяется всадник и несется галопом навстречу. Ваня! Ох, джигит! Странно лишь то, что лошадь его, как мотоцикл на вираже, клонится то в одну, то в другую сторону. Подскакал, осадил. О, ужас! У лошади задние ноги подгибаются, бедняга шатается и… совсем садится. Финал испортил все. Заболела. Едва довели ее до Бордобы.
Расположились под навесом. Закусили.
Потом холодная баня. После этой бани, как очумелые, выскакиваем на солнышко и здесь только отогреваемся. Бреемся с трудом добытой бритвой. (Лишь Анастасов и Чернуха хотят сохранить свои окладистые бороды).
С машинами скверно: пришли три и встали до утра на ремонт. На бордобинскую машину тоже расчет не оправдался — отправилась с начальством в Ош. Совершенно неожиданно уже под вечер выручила машина базы. Юхин бежит довольный: «Садись, ребята!»… Это дело одной минуты.
Широкими руслами рек въехали в ущелье. Солнце скрылось за крутые стены. Но вот опять расширилась долина. Справа видны склоны отрогов Кызыл–агина. Сворачиваем влево и вскоре лезем зигзагами на перевал.
Показались палатки Памирстроя. Уже темнеет. С машины долой. Скорее! Сегодня же дойдем до лагеря. Юхин сгружает груз.
— У вас можно будет оставить груз до завтра?
— Нет, мы сейчас снимаемся, — говорят памирстроевцы.
Как быть?
— Ткаченко, не боишься один остаться с грузом?
— Нет.
Быстро идем на восток, держась как можно прямее (как указали памирстроовцы). Под ногами песок, мелкие камешки, рога архаров. Слева блестит речка. Грязь. Стало темно. Ребята начинают ныть. С такими настроениями далеко не уйдешь. Решили заночевать. Выбрали сухое местечко. Палатки не ставим, а прямо влезаем в них. Устроились хорошо.
