Питер Мейл - По следу Сезанна

По предложению Сайреса решено было съесть что-нибудь легкое, чтобы не перегружать желудок перед долгим и изысканным обедом. Поэтому после кофе они заказали только по стакану «Божоле» и по сандвичу с ветчиной. Сгорая от любопытства, Люси откусила от доброй половины багета большой кусок, почувствовала во рту первый вкус французского хлеба и нормандского масла и, прожевав, повернулась к Андре:

— Не могу понять, почему они все не толстые. — Она взмахом руки обвела сидящих за столиками людей. — Вы только посмотрите, что они едят, и еще это вино. А потом все повторится за обедом. Как у них получается? Они что, сидят на какой-то особой диете?

— Вот именно, — подтвердил Андре. — Не больше трех блюд за ланчем, не больше пяти за обедом и никакого алкоголя до завтрака. Верно, Сайрес?

— Да, примерно так, милый юноша. Вы еще не упомянули ежедневную бутылку вина и рюмочку коньяка на ночь. И готовится почти все на сливочном масле. И как можно меньше физических упражнений. Это очень важно. И пачка сигарет в день.

Люси покачала головой.

— Ну ладно, может, я задала глупый вопрос, но факт остается фактом: до сих пор я не видела тут ни одного толстяка. Ни одного.

— Это часть так называемого «французского парадокса», — объяснил Андре. — Помните, несколько лет назад вокруг него было много шума. Тогда исследователи сравнили гастрономические традиции примерно двадцати стран. Они пытались установить связь между национальной диетой и уровнем сердечно-сосудистых заболеваний в стране.

— Я не уверен, что хочу об этом слышать, — признался Пайн, глядя в свой бокал.

— Вы будете в полном порядке, пока живете здесь, — поспешил успокоить его Андре. — По результатам исследований выходило, что самая здоровая диета — в Японии, что и неудивительно, раз они едят в основном рис и рыбу. Сенсацией стало второе место — его заняла Франция, несмотря на хлеб, сыр, фуа-гра, соусы, ланчи, продолжающиеся по три часа, и алкоголь. Разумеется, всем захотелось знать, почему так получается. Думали даже, что у французов есть какой-то секрет — хитрая диета, позволяющая им есть все что угодно и не расплачиваться за это здоровьем. А выяснилось, что все дело в красном вине.

— Да, я вспомнил, — кивнул Сайрес. — Об этом тогда много рассуждали по телевизору, а потом в Нью-Йорке винные магазины распродали свои запасы «Каберне-Совиньон» за двое суток.

— Все верно. А потом кто-то объявил, что процент заболевания циррозом печени во Франции выше, чем в Соединенных Штатах, и американцы опять вернулись к гамбургерам и коле.

— А какое место заняла Америка? — поинтересовалась Люси.

— Где-то внизу списка — четырнадцатое или пятнадцатое, кажется. И одно красное вино тут ничего не изменит. Я думаю, его роль преувеличена. Конечно, важно то ты ешь и пьешь, но не менее важно, как ты это делаешь. И тут в национальных традициях существует громадная разница. В Америке к пище относятся как к топливу: люди едят в машинах, на улице, могут проглотить обед за пятнадцать минут. А здесь еда — это удовольствие. Французы никуда не спешат, они сосредоточены на том, что едят, им нравится сидеть за столом, и они никогда ничего не перехватывают между приемами пищи. Невозможно представить, например, что президент Франции за своим рабочим столом будет хрустеть чипсами. Кулинарию здесь уважают, к ней относятся как к искусству. Лучшие шеф-повара популярнее кинозвезд. — Андре сделал паузу, чтобы допить вино. — Прошу прощения, я, кажется, прочитал целую лекцию. Но все это — правда. — Он повернулся к Люси. — Сама увидишь сегодня вечером.

— Я еще не рассказал вам, что звонил Францену из отеля, — вспомнил Сайрес.

— Ну и как? Все в порядке?

— О, это большой энтузиаст! — закатил глаза Сайрес. — Говорил только о меню и так, точно уже держит в руке нож и вилку, Сандеран, по его словам, один из величайших шефов. Встречаемся в ресторане в восемь. Должен сказать, он был очень дружелюбен, предложил мне называть его Нико. У меня такое чувство, что мы поладим.

Люси почти не слушала его, потому что наблюдала за высокой блондинкой в черной коже, переходящей улицу с борзой на поводке. Обе, и девушка и собака, вышагивали с высокомерной грацией, не обращая ни малейшего внимания на машины. Эффект был несколько подпорчен, только когда собака вдруг решила задрать ногу на стоящий у тротуара мотоцикл, на который как раз садился его хозяин. Тот тоже застыл с задранной ногой и попытался усовестить животное, но парочка, не проявляя никакой заинтересованности, пошла дальше.

— В Нью-Йорке они уже дрались бы, — заметила пораженная Люси. — А на собаку подали бы в суд. — Она покачала головой и повернулась к Сайресу. — Мы можем поговорить о деле?

— Конечно, — кивнул тот.

— Как вы думаете, в ресторан мне лучше надеть черное платье? Нет, шучу. Чего мы хотим добиться от Францена?

— Постараюсь сформулировать. — Устремив взгляд на кондитерскую «Липп» на другой стороне бульвара, Сайрес поправил свою бабочку. — Я хочу, чтобы он расслабился и почувствовал, что может доверять нам. Хочу, чтобы он рассказал, как начал работать на Денуайе и все, что он знает о подлиннике — где он сейчас и что с ним будет дальше. — Он улыбнулся Люси. — Словом, хочу, чтобы он поделился с нами тем, чем не имеет права.

— И у вас есть план?

— Конечно. Напоить его как следует и надеяться на лучшее.

Камилла была вне себя. Она расхаживала перед столом Ноэля мелкими, яростными шажками — локти прижаты к бокам, сигарета стиснута между двумя пальцами. Все складывалось ужасно. Она на блюдечке преподнесла Андре главный шанс его жизни, за который любой фотограф продал бы душу, а он взял и исчез. Исчез! За последние два дня она раз десять звонила в его квартиру. Билет на Гонконг был заказан, все организовано — а организовать это было непросто, и от нее потребовалось немало просьб и унижений, — и где он? Испарился. Эта вечная безответственность творческих личностей! Высокомерие! Неблагодарность! Ей очень хотелось навеки вычеркнуть его имя из своей записной книжки.

— Ноэль, позвони еще раз в агентство. Поговори с этой пигалицей Уолкот. Может, она знает, где он.

Камилла перестала шагать и теперь стояла прямо перед Ноэлем. Тот позвонил, повесил трубку и покачал головой:

— Ее нет на работе. В отпуске до следующей недели.

— Отпуск! — фыркнула Камилла. — Могу себе представить. Тур «все включено» на Кони-Айленд. Тогда продолжай звонить ему домой, — распорядилась она и ушла к себе в кабинет.

Ноэль проводил взглядом ее напряженную от злости спину и вздохнул. День обещал быть трудным.

15

Незадолго до восьми они встретились в вестибюле отеля. Люси в своем лучшем черном платье, Андре с полузадушенным лицом, какое бывало у него каждый раз, когда приходилось надевать галстук, а Пайн в клетчатом костюме завсегдатая парижских бульваров. С изысканностью придворного он склонился над рукой Люси:

— Вы выглядите восхитительно, милая. Самая прелестная девушка в Париже.

Люси смутилась и только тут заметила мальчика-посыльного, который, стоя за спиной Сайреса, делал ей знаки. Она улыбнулась ему, и на нее тут же обрушился стремительный поток французского: такси только что высадило гостей у входа в отель; оно пустое и еще не отъехало; он будет счастлив придержать его для мадемуазель, если она захочет. Судя по мечтательному выражению его лица, он предпочел бы придержать саму мадемуазель. Растерявшаяся от такого обилия незнакомых слов Люси повернулась к Андре:

— Что он говорит?

— Говорит, что знавал много женщин, но ни одна из них не может сравниться с тобой. Он хочет пригласить тебя домой и познакомить с мамой.

Такси спустилось к Сене по бульвару Сен-Жермен, а когда оно въехало на мост Согласия и Люси увидела черную ленту Сены, зажатую в сверкающих огнями берегах, у нее от восторга перехватило дыхание.

— Я специально попросил их включить освещение, Лулу, — признался Андре, внимательно следивший за ее лицом. — Вон там справа — сады Тюильри, а прямо перед нами — площадь Согласия. Получше, чем Западным Бродвей в понедельник утром?

Люси медленно кивнула, не в силах отвести взгляд от окружающей ее красоты: от подсвеченных прожекторами красивых зданий, от выстроившихся в шеренгу черных силуэтов деревьев, от скульптурных теней на массивных каменных стенах. Она была так потрясена, что не могла говорить.

Однако их водитель явно не имел намерения неторопливо любоваться видами. Он придавил педаль газа, на гоночной скорости пролетел по улице Ройяль, лихо свернул на площадь Мадлен, подрезал какого-то мотоциклиста и, не обращая внимания на поток его ругательств, триумфально затормозил у ресторана. Еще один опасный рейс окончен, и все живы. Подсчитав чаевые и, очевидно, найдя их удовлетворительными, он буркнул «Bon appétit» и снова ввинтился в бесконечный поток машин, оставив своих пассажиров у входа в ресторан. Тот имел несколько театральный вид, а сразу под названием крупными буквами было написано имя звезды — шеф-повара Алена Сандерана.