Вадим Храппа - Страна аистов
Этим молодцем оказался Трампель. Родители и родственники невесты схватились за головы, когда увидели того, кто решил стать их зятем. Но слово не воробей… Пришлось готовиться к свадьбе.
Со всей округи сбежались люди — посмотреть на Трампеля-жениха и посмеяться над незадачливой невестой. Музыканты были приглашены из Фишхаузена. А надо признать, что им очень не понравился тот, кого они должны были веселить. Так что, рассевшись, они начали не с танцевальных ритмов, а с церковных мелодий.
Трампель пришел в ярость. Он-то рассчитывал мелким чертом скакать в хороводе, а тут ему предложили музыку, от которой его подлая душа затрепетала. Он убежал в дом, забрался в духовку печи, заперся там и завыл так, что народ в страхе разбежался со двора, а скот в сарае невесты попадал замертво. На этом свадьба и закончилась.
Но Трампель вовсе не собирался покидать духовку. Еды в доме было наготовлено достаточно, и он мог там сидеть очень долго. Семья же невесты не могла и приблизиться к собственному жилью.
Голодные и несчастные, они бродили днем и ночью по поселку, упрашивая каждого встречного изгнать карлика из печи. Но, увы, все попытки были тщетны: не помогали ни уговоры, ни проклятия, ни молитвы пасторов. Как только кто-то подходил к дому невесты и пытался заговорить с барстуком, тот начинал громко перечислять все грехи подошедшего — и тот в страхе убегал прочь.
Вот тогда-то и вспомнили, что в Побетене появился очень благочестивый старый пастор по прозвищу Тюфяк. И послали за ним.
Трампель, едва заслышав, как повозка пастора въезжает во двор, запрыгал в духовке, как блоха, взвизгивая и выкрикивая ругательства. А когда пастор обратился к нему, перебил старика:
— Пошел прочь, старый Тюфяк! Не тебе меня выгонять! Разве не воровал ты еще в детстве? Кто, как не ты, таскал булочки из хлебного ящика?
Пастора было трудно смутить. Он смиренно ответил:
— Это случилось, когда я был еще ребенком. Но с тех пор прошло много лет, а Бог милостив — он простил мне давнишние грехи.
Но Трампель продолжал ругаться. Так они сражались почти сутки, и за это время барстук перепробовал все свои уловки. Например, он стал придумывать грехи. Вдруг начал кричать, будто знает о том, как пастор крадет снопы с чужих полей. Но вся его злоба разбивалась о благочестие и мудрость Тюфяка.
В конце концов, измученный барстук угомонился и сам стал просить выпустить его из духовки и дома, выторговывая себе в обмен дохлую свинью, что якобы лежит в ольшанике неподалеку от поселка. Пастор согласился, но поставил условие: он сам сходит с Трампелем посмотреть на ту свинью.
Оказалось, что в роще вместо свиньи лежал мертвецки пьяный крестьянин. Тюфяк разозлился на барстука за коварство, схватил его, сунул в мешок и закинул к себе в повозку. В мешке Трампель и доехал до Гартивингенских болот, что возле дороги на Кёнигсберг. Там пастор Тюфяк вытряхнул его и властью, данной от Бога, заключил в этих болотах, запретив появляться среди людей.
До сих пор в том месте, у шоссе Кёнигсберг — Раушен, в овраге слышны ругательства и визг барстука Трампеля. Но никто уже не может его увидеть.
ПобетенНыне — поселок Романово Зеленоградского района. Упоминается в «Хрониках» Петра Дуйсбургского как очень большое поселение отчаянно храброго и многочисленного самбийского рода Бетен.
Это чрезвычайно любопытное место. Здесь вплоть до 1940-х годов сохранялся разговорный прусский язык. Более того, Побетену мы обязаны единственным письменным памятником живого прусского языка. Ведь именно пастором Побетена в 1561 году с благословения герцога Альбрехта был переведен на прусский лютеранский катехизис.
Здесь же была и кирха XIV века, которую местный колхоз давно уже превратил в развалины. А ведь на ее крыше оставалась уникальная сланцевая черепица, которую когда-то использовал для кровли Тевтонский орден, а на руинах стен с трудом, но еще и сейчас можно разглядеть остатки средневековых готических фресок с изображением рыцарей.
Золото Хаузена
Леса на горе Хаузен — самой высокой точке Витланда в западной части Самбийского полуострова — и сейчас славятся грибными местами. Много грибов там было и раньше. Но иногда в траве на вершине холма можно найти и кое-что более ценное.
В 1525 году молодой кнехт барона фон Немингена из поселка Гермау и его юная подружка собирали там грибы. Как все грибники, они, изредка перекликаясь, разошлись по зарослям. Вдруг кнехт, шаря глазами в поисках подберезовиков, заметил на поляне что-то сверкающее. Он подошел и с изумлением увидел кучу золотых изделий. Браслеты, гривны, кубки, монеты, предметы конской упряжи — все было из золота с камнями, все сверкало и переливалось на солнце разноцветными искрами. Но еще больше поразило кнехта то, что сокровища полукольцом огибал огромный, толщиной в бревно, змей. Кнехт потом рассказывал, что змей, заметив его, замер, и его глаза как бы сказали: «Возьми золото, возьми, сколько сможешь».
И кнехт не удержался. Он вывалил из короба грибы и наполнил его золотом. Потом снял рубаху и нагреб сокровищ в нее. А змей все не двигался и смотрел на кнехта немигающим взглядом. И тут кнехт вспомнил о девушке и стал звать ее. Вдруг над горой раздался гром, небо потемнело, деревья зашумели и согнулись под налетевшим ураганом, а с неба из туч раздался страшный голос:
— Рассыпь золото! Рассыпь золото!
Кнехт от испуга остолбенел, прижимая к себе сокровища. Ветер поднялся такой, что юноша с трудом удерживался на ногах, над его головой с треском обламывались ветви деревьев. А ужасный голос все повторял:
— Рассыпь золото! Рассыпь золото!
И молодой человек вывалил в кучу все, что взял. Змей мгновенно увлек клад под землю.
Ураган сразу прекратился, тучи разошлись, а вышедшее солнце осветило только несколько монет, которые откатились в сторону — туда, где змей не смог до них дотянуться. Тут только понял кнехт, что голос с небес велел ему не высыпать золото обратно в кучу, а наоборот — рассыпать подальше от нее.
В этот рассказ, может, никто и не поверил бы, если б не те несколько монет, что кнехт принес своему господину. А вскоре после этого случая егерь Пакмоор нашел на горе охотничий рог, украшенный золотым пояском с драгоценными камнями. После смены многочисленных хозяев этот рог оказался в конце концов в одном из берлинских музеев.
Считается, что ценные вещи, которые и по сию пору находят на Хаузене, — жертвенные приношения паломников, которые стекались сюда на праздник в честь бога Лиго.
