В старом Китае - Василий Михайлович Алексеев
Однако китайцам — не в пример, по-видимому, прочим — лиса представляется и полезным существом. Не говоря уже о ее шкуре, ценимой не менее, чем где-либо, китайская медицина знает весьма полезные свойства лисьего организма: печень лисы исцеляет злую лихорадку, истерию, а мясо ее вообще может, как говорят даже солидные китайские медицинские трактаты, исцелять случаи крайнего испуга, обмороков, бессвязной речи, злостного отравления и других болезней. Одним словом, лиса, оказывается, не так уж безнадежно плоха. Наоборот, — и здесь китайская фантазия идет, по-видимому, впереди фантазии всех народов — она оказывается наделенной редким свойством долголетия, достигающего тысячи лет, и, значит, вообще сверхчеловеческими, даже прямо божескими особенностями. Так, девятихвостая белая лисица, жившая в горе Ту, явилась древнему легендарному герою императору Юю (XXIII в. до н. э.[19]), и он женился на ней, как на фее. Небесная лисица, говорит другое литературное предание, имеет девять хвостов и золотистую шерсть; она может проникать в тайны мироздания, покоящиеся на чередовании мужского и женского начал.
Эта волшебная фантастика, которой китайский народ неизвестно даже с какого времени окутывает простого плотоядного зверька, разрастается до размеров, по-видимому, совершенно чуждых воображению других народов. Лиса хранит пилюлю вечной жизни, горящую в сиянии луны и оживляющую даже разложившийся труп. Лиса наделена способностью принимать всевозможные формы, начиная от лисы-зверя и кончая лисой-женщиной и лисом-мужчиной, и в этом мире превращений вмешиваться в человеческую жизнь, посылать злое наваждение или нести исцеление, счастье. Словом, лиса становится анонимным божеством, равноправным со всеми другими, которым в Китае имя легион. Если в холме, в особенности в древнем кургане, нора, — значит, тут и живет чудотворная лисица. То же поверье и относительно древних развалин храмов и вообще необитаемых мест. Стоит только кому-либо увидеть прячущуюся здесь лису, как сейчас же является целая толпа религиозно настроенных людей с зажженными курительными свечами в руках, пришедших просить денег, исцеления и т. д. Пепел от сожженных свечей завертывают в бумагу, приносят домой и съедают сами или же дают больному. В случае исцеления делают благодарственные приношения в виде, например, упомянутых выше шестов или же в виде красного или желтого холста с надписью: «Если попросишь у него, то обязательно получишь». Любопытно, что, будучи чаще всего женщиной (оборотнем), лисица обожествляется как мужчина (лаойе — чиновник).
7 июня. Скрючившись, как могу, среди грязных, обильно усыпанных лессовой пылью вещей, вытягиваю ноги на оглобли и сплю. Проезжаем по деревням, сосредоточенно погруженным в страдную работу. Убирают жнитво. Видя повсюду крестьянок, выполняющих тяжелую работу на своих изуродованных ножках, ужасаюсь и говорю с досадой кучеру. Смеется: «Ничего, оно больно с первоначалу, а потом попривыкнут. А если не будут бинтоваться, то кто же их замуж возьмет?» Извозчики наши начинают изо всех сил гнать мулов, чтобы подоспеть к переправе через Желтую реку. Кто может себе представить, что такое значит нестить рысью в китайской телеге по китайским проселочным дорогам? Ужасно, непередаваемо. Можно раскроить себе череп, своротить челюсти, выломать все имеющиеся хрящи, откусить язык, вывихнуть руки и ноги. Приходится упираться мускулистыми частями в борта телеги и ждать конца мучению или же попросту бежать за телегой, в которой болтаются ваши пожитки.
Подъезжаем, наконец, к Цихуасяню (уездный город), сломя голову мчимся по его пригородам — и вот мы на берегу огромной реки Хуанхэ, с незапамятных времен кормящей и тревожащей исконный Китай. Река грязнейшего темно-желтого цвета свирепо бурлит. Паром ждет. В непередаваемой словами суматохе кое-как нагромождаем свои телеги на паром, притуливаемся сами за их кузовами и несемся при помощи длинных весел и шестов на другой берег. Вылезаем и останавливаемся в гостинице, довольно большой, с просторными помещениями. Обращаю внимание на параллельные хвастливые надписи на дверях о том, что сюда «со всех путей сходятся купцы толковать о торговле. А если придут чиновники и баре, то толкуют об ученой старине». Надписи в Китае настолько интересны, что как я выше уже упоминал, их изучать — не труд, а сплошное удовольствие. Есть особые сборники, в которых собраны наиболее интересные надписи на все случаи жизни, в том числе, конечно, и надписи для гостиниц, составленные из поэтических и древних классических выражений, в соответствии с данным предприятием.
Приходят три малюсенькие певички, девочки лег десяти-двенадцати, развязно ковыляют к нам в комнату и спрашивают о наших «почтенных» фамилиях, «уважаемом» государстве и т. д. — все, как полагается по ритуалу. Начинают петь, и пение, довольно бесхитростное, наполняет душу жалостью к этим тренирующимся на погибель существам. Предлагают свою незатейливую программу, написанную на отдельном листочке, в которой несколько песенок с названиями вроде «Гости мои подрались» и весьма фривольным содержанием.
Быстро приканчиваем завтрак и «летим» дальше. Жара сегодня донимает нас как-то особенно усердно. Не желая задерживать движение телеги, извозчики не натягивают тента, и потому жара сжигает и лицо, и ноги.
Люднее и люднее становятся деревни. Наконец, все они превращаются в сплошную огромную деревню. Это уже пригород Цзинаньфу, губернского города Шаньдуна.
Перед самым городом ряд серых европейских железнодорожных построек и сеттльмент. Далее несколько вновь построенных чистых гостиниц. Решаем остановиться в центре, чтобы удобнее передвигаться при обозрении города. И вот наш обоз громыхает по узким, выложенным неровными плитками улицам Цзинаньфу. Жизнь здесь кипит гораздо бойчее, чем в Пекине, улицы люднее и богаче, народ разбитнее. Должно быть, зрелище, представляемое европейцами, проникшими в город не по железной дороге (Циндао — Цзинань), а в телегах, оригинально. На нас тычут пальцами и за спиной острят вволю.
Проехали, таким образом, весь город, а гостиницы, все нет как нет. Дело в том, что мой спутник забыл из своего прежнего опыта, а я и вовсе не знал, что в Китае гостиницы располагаются только в пригородах, за стеной города, так как иначе трудно было бы регулярно закрывать городские ворота. Совершенно измученные въезжаем в какой-то большой и
