Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
– Да ну! – аккуратно возмутился я. – Мы всё помним. Всё ваше любим.
– Завтра на стрельбы к половине восьмого, – Усольцев взял карандаш и наклонился над чертежом. – Оружейка пусть один СКС выдаст и по десять семь шестьдесят два на нос. После стрельб – полчаса строевого шага, час – на экзамен по уставу. Под твоим контролем всё. Порядок действий запомнил?
– Так точно! – улыбнулся Коля Дёмин. – Разрешите забирать бойцов? Есть! Пошли, салабоны!
Через час мы чистые, пахнущие хозяйственным мылом и лежалой формой, которая была ну, самый чуток велика, гуталином свежим от старых сапог и ароматом нагретых измерительных приборов из кабины радара, сидели за длинным, на десять солдат, столом и ели уху с черным хлебом, после чего закусили уху жареными окунями, запили всё это двумя кружками компота и кружкой чая с белым хлебом и куском масла. После всего этого никто ничего не мог даже сказать. Коля бережно достал каждого из-за стола и махнул рукой: – За мной!
Он привел нас в ленинскую комнату, увешанную портретами вождя и стоящим его бюстом на постаменте, обшитом красным кумачом. На стенах висели всякие назидания ленинские в лаковых рамках, выдержки из конституции СССР и воинского устава. Между учебными столами вдоль комнаты стояли четыре раскладушки с простынями, подушками и синими пронумерованными хлоркой одеялами.
– Отбой, бойцы! – коротко бросил команду Дёмин Коля. – Сорок пять секунд на раздевание и полную укладку.
Мы, как на соревновании, быстро сбросили с себя всё, кроме трусов, аккуратно сложили форму на полу у края раскладушек перед сапогами. Но в сорок пять секунд не уложились. Устали, да и объелись. Отяжелели и расплавились жгучим огнём внутреннего покоя. Младший сержант Коля Дёмин сделал нам ручкой и вырубил свет. С этой секунды я исчез, пропал, потерялся в дебрях глубокого мёртвого сна.
Тут и описывать нечего. Никто снов не видел, не кричал во сне: – «Ой! Мы все погибнем!» и проснулся я в том же положении, в котором отключился. Но раньше подъёма. Дневальный ещё не орал. Гляжу – все наши тоже лупают глазами и соображают, где спали. Мы поглядели друг на друга и поняли, что пробудились раньше солдат не потому, что спешили на полигон пострелять, а из-за двух здоровенных кружек компота и такой же посудины с чаем. Вскочили все одновременно, натянули сапоги без портянок и физиологическая нужда придала нам такое лёгкое и быстрое ускорение, как вроде мы и не оставляли силы свои последние во взбесившейся степи. Мы вылетели из корпуса и с напряженными от терпения рожами унеслись мимо часовых через весь плац стометровый к длинному низкому кирпичному сооружению с одной буквой «М», написанной белым на синей фанере в рамке. Буквы «Ж» не было. Женщин-вольнонаёмных на РЛС не брали. Излучение большое. Опасное для потомства.
Нам всегда везло. Пофартило и в этот раз. Успели все без ненужных осложнений и конфузов.
Когда вернулись, два солдата-первогодка, что было сразу видно по отглаженной и аккуратно выправленной форме, блестящим сапогам и туго затянутым ремням, приволокли нашу одежду и рюкзаки.
– Спасибо! – поклонился им Нос. – А лыжи с палками?
– На КПП стоят, – солдаты, уходя, отдали честь, что нас смутило, но дух подняло. Значит, Коля Дёмин уже всем раззвонил про нашу героическую битву со стихией, которую мы одолели и в награду поимели уважительное отношение военных. Это радовало. Тут пришел и сам Дёмин. Честь отдавать посчитал глупостью, а приказ отвесить строго: достойным младшего сержанта актом.
– Оделись за сорок пять секунд в своё родное! Построились! И полчаса строевой подготовки на плацу. Время пошло.
– Как мы столько напялим на себя за это время? – ужаснулся я. – Лучше расстреляй нас сразу. Не уложимся мы. Одних штанов трое! Да кофты, телогрейки и свитера. Шапки, шарфы, валенки. Ты чего, Коля? Лучше бы мы в степи сдохли!
– Пошутил я, пацаны, – Коля достал из кармана крупный носовой платок и протер бюст Владимира Ильича от лысины до начинающейся и обрубленной груди. – Одевайтесь в свободном режиме. Но через три минуты я жду вас на плацу. Опоздание приравнивается к дезертирству. Штрафбат и депортация в Сибирь валить сосну. Руками.
Удовлетворенный качеством своего юмора, Коля вразвалку, задевая плечами косяки дверные, удалился на улицу.
Было на плацу градусов минус двадцать пять без ветра. По нашим кустанайским меркам – тепло. Если б ветер – уже прохладно. Мы полчаса ходили щеренгой, высоко поднимая валенки и делая строгие лица. Строевой шаг – дело серьёзное, не пляски под гармошку.
– Нос, тянуть носок! Чарли, отмашку рукой до груди чётче! Жук, валенки жмут что ли? Ногу выше! И ты, Жердь, не вихляй задом как баба. Солдат ты или хрен с грядки!? Левой! Левой! Рота! Стой! Раз, два!
После этой экзекуции мы пошли на полигон, где стояли фанерные фигуры врагов.
– Стрельба из засады. Положение лежа! – Коля снял карабин с плеча, лег на пузо, расставил ноги и левый локоть воткнул в снег. На ладонь он уложил цевьё и приладил к плечу приклад. – Все внимательно срисовали положение! Запомнили, легли и повторили без оружия!
Мы с радостью повалились на снег. Коля обошел всех, пинком сдвигал или раздвигал нам ноги до правильного положения. И приказал лежать пять минут, чтобы запомнить, привыкнуть и добиться того, чтобы не дрожал локоть и не гуляла рука. А после упражнения пришел самый долгожданный момент. Он раздал всем патроны! Мрачного желтого цвета с мутным зеленоватым отливом гильзы и острые, покрытые поверх стали тонким свинцовым слоем пули. По десять штук дал нам Коля, как и обещал старлей.
– Отщелкиваем затвор, ставим на предохранитель. Все десять патронов пальцем вдавливаем вниз до щелчка. Передергиваем затвор и первый патрон загоняем в ствол.
Коля Дёмин делал всё медленно, отвернув дуло от нас. Мы склонились над карабином и заучивали каждое движение.
Он отстрелялся первым. Карабин щелкал глухо и не шумно. Коля попал в фигуру все десять раз. После каждого выстрела фанерное чучело вздрагивало, дергалось назад и возвращалось на место. Потом стреляли мы. Правильно зарядили, без замечаний легли, курок нажимали плавно и точно совмещали вырез с мушкой. Мы с Носом и Жук попали семь раз. А Жердь, змей, все десять. И Коля вручил ему значок «Отличник боевой подготовки».
Большой, красивый, с двумя выдавленными винтовками крест-накрест. Он проткнул штырём значка дырку на фуфайке Жердя и накрутил с внутренней стороны щайбочку по резьбе. Жердь вытянулся, приложил
