Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
– Мужички! – закричал водитель когда нам до него оставалось метров сто. -Откуда прётесь в такую рань? И, главное, куда?
Мы подкатились к автобусу. В салоне сидели пять мужиков в фуфайках и шапках с отвернутыми вверх ушами. Тепло, видно, было в кабине.
– Вон из той воинской части катимся. Домой. Ночевали у них. А к ним вчера вечером пришли, – раскололся Нос как на допросе, хотя, возможно, шофер просто для приличия сказал, чтобы разговор начать.
Дядька выглядел лет на пятьдесят. Он был совершенно лысый, без шапки, в телогрейке-безрукавке и имел на ногах ботинки осенние на микропорке. Видно, из автобуса выходил редко и ненадолго.
– А! Так вы в город? – спросил он, потирая лысину и сплёвывая в сторону слюну с никотином, как это обычно делают курящие много и давно. – Поехали. Подкину. Мы в ГАИ едем. Ребята права получают сегодня. На «ГАЗонах» ездить будут. Знаете, где ГАИ?
– На улице Ленина, сразу за мостом – четвертый дом, – доложил Жук. – Мы все там рядом живем. Два квартала по Ташкентской от вашего ГАИ.
– Эй, пацаны! – зашумели из автобуса. – Ну, чего телитесь? Ехайте с нами! Намахались, небось, палками-то?
– Так мы ведь на лыжах, – показал я пальцем на все лыжи и палки. – Разве разрешается в автобусе с лыжами находиться? В городе шугают сильно, если в салон зайдешь с лыжами.
– Лыжи – не гранаты,– улыбнулся щофер, не отнимая ладони с лысой головы. Видно подморозило-таки лысину. – С гранатами я бы вас расстрелял за минуту. И он мгновенно выдернул из-под сиденья обрез двустволки. В кабине все захохотали.
Ого! – уважительно сказал Жук. – У Вас, видать, в милиции блатные все? Свои?
– Не…– дядька сунул обрез обратно.– Я инкассатор. Машина инкассаторская. Деньги возим с бухгалтером в город в банк. Потом из города наличные в мешке везём. Зарплаты и ещё на фигню всякую. На государственные наличные траты, короче. Давайте, развязывайте ремешки и мухой в салон.
Тронулись. Лыжи мы уложили аккуратно на пол салона. Сели на свободные сиденья и палки держали между ног.
– А вы как вчера могли в воинскую часть попасть? Да ещё пёхом. Ну, на лыжах. Одинаково почти. Вчера по степи ураган прошел часов с пяти до девяти вечера. Бешеный был ураган. С пургой, метелью и бураном.
– У нас в Янушевке заборы ломало, да три крыши снесло, деревьев покромсало штук сто. Весь посёлок в сучках и ветках. Дворы, улицы. Сугробы по пояс. А вы в это время в часть шли?
– Мы вышли из города – тихо было, – я старался перекричать мотор, чтобы слышали все. А потом задуло. Ну а как дошли – сами не знаем. Сперва промахнулись, левее нас снесло. Потом наугад выровнялись вправо и попали точь-в-точь. Повезло.
-А у нас мужик один замёрз. Пошел из отделения, с работы, в совхоз, – стал рассказывать один из пассажиров. – Его пурга прихватила за семь километров до дома. А он больной. Что-то с лёгкими у него. И не дошел километр. Свалило его. Встать не смог. Утром трактор дорогу чистил лезвием и наткнулся на него. Окоченел уже к утру.
– А у нас на улице тётка пошла от соседки за пять домов в самый разгар! – вспомнил мужик с последнего сиденья. – Так её развернуло и она на заднице по дороге улетела аж в другой конец улицы. Воткнулась в дерево. Но не сильно. Ползком доползла до дома Машки Сивцевой. Это метров десять. Еле-еле калитку отодвинула и заползла. Переночевала у неё. А муж ейный потерял бабу свою. С работы пришел, а её нет. И всю ночь он по поселку труп жены своей искал. Сам пошел с тяжелым ломом в руках. Им и удерживался за землю. Живой остался. Пришел под утро. Напился до поросячьего. А баба его утром заявилась, увидела его, мокрого целиком, на полу и подумала, что он помер. Пришел с улицы и сердце не выдержало. Как она выть начала – ужас! Соседи рассказали утром. А он тут же и проснулся от воя, думал, что пурга ещё воет. Сейчас сидят, бражку оба пьют на радостях. Целые остались оба. Счастье же.
– Вы, пацаны, молодцы! – шофёр аж посигналил три раза в знак особого одобрения. – Не сворачивайте никогда с пути. И не прячьтесь от беды. Так же как вчера проживите жизнь свою. Изо всех сил. Даже из самых последних. И ваши дети век вас помнить будут с внуками да правнуками.
Ну, поболтали ещё немного не только о вчерашнем урагане, а так, вообще. Да и приехали незаметно. Попрощались за руки со всеми. И мы пешком пошли по домам.
Бабушка моя ушла с тётей Олей на базар поболтать с подружками, семечек с ними полузгать. Мама на работе была. Отец один сидел за столом и писал. Из редакции специально ушел. Дома тише. Думать легче. Я ему бумагу от старлея дал. Он читал её минут пять и по красивому его лицу гуляла такая же красивая улыбка.
– Бабушка твоя поздно вчера к отцу Жука твоего ходила. Через заднюю калитку. Отец его и сказал, куда вы пошли. Ну, он-то знал. Не волновался особо. А мы вот не ведали, пока бабушка к ним не сходила. То есть, Жук твой – пацан правильный, к родителям уважительный. А ты, выходит, поросёнок ещё тот. Помнишь, мама мне запретила тебя ремнем пороть? Помнишь.
Я кивнул и выдохнул. Вроде обошлось.
– Но по башке тебе дать заслуженно она не запрещала. Нет же?
Я только собрался ответить, что впредь докладавать буду всем сразу и каждому по отдельности. Но не успел.
Батя развернулся и влепил мне такой едкий подзатыльник, что я отлетел за нашу круглую голландскую печку и там затаился. На всякий случай.
Отец хмыкнул, посвистел что-то знакомое. Какую-то мелодию из хорошего фильма. И сел писать дальше. Потом пришла мама. Ещё через полчаса – бабушка.
– Боря, нормально всё? – спросила мама тревожно.– Славик дома? Поговорил с ним?
– Поговорил, мама! – сказал я из-за печки. – Всё нормально. Отлично всё. Я всё понял и теперь всегда буду у всех вас отпрашиваться даже в туалет.
Все засмеялись и под это дело я вывалился из-за печки и обнялся с мамой да с бабушкой.
И всем стало хорошо.
– Не делай больше так, сынок, – попросила мама ласково. – Мишка Зуев вон пропал. Который с Чкаловской улицы. Вечером вышел в магазин… Месяц никто найти не может. Даже милиция. Так что, говори куда идешь, с кем и когда вернёшься, – завершила назидательный разнос любимая бабушка Стюра. Анастасия Кирилловна по новому паспорту.
Утром мы с пацанами встретились возле дома Жердя и поделились разборками с родителями. Больше всех досталось Жуку. Дядя Коля, отец его,
