Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
– Блин! – успевал осмысливать я строчку. – Сюда бы сейчас классика, к нам до кучи. Ух, он бы потом поточнее написал! О том, что вообще может сотворить в природе ветер, когда у него в помощниках снег сверху, посередине и снизу.
Нос полз быстрее всех. Боязнь отстать и потеряться в темени и буране толкала его сильнее, чем нас. Мы-то сплочённо ползли, фуфайка к фуфайке.
Если бы не было урагана, а стояла ясная солнечная погода, то Бог, если он есть, ржал бы над такой нелепой картинкой. Четыре не совсем маленьких паренька плыли по снегу. Иначе сверху и не показалось бы. Плыли как по воде против течения. Вразмашку. Хорошо, что и Богу, если его, действительно, не выдумали, ничего не было видно сквозь мрак, вихри и занавес пурги. А раз не видно ему ничего, то и помогать не надо. Придется самим отгонять от себя бабульку с косой.
Доползли с горем пополам до места. Там ещё вмятины от наших падений не занесло. Легли мы в линейку, прижались телами, сцепились лыжами и палками, и стали громко, в четыре рта, вслух думать – как ковылять дальше.
– А попробуем так идти, как будто на гору поднимаемся, с которой съехали, – перекричал всех нас Жердь.
– Лицом на ветер, грудью на пургу и боком шагать вправо, – обрадовано уточнил Нос.
– Идея! – крикнул я. – Только ложиться на ветер надо ниже. Если получится.
Жук толкнул меня плечом, потом толкнул лежащего справа Носа и, используя свой дар предчувствия, заорал истошно, чтобы все прорицанием его прониклись.
– Это, пацаны, покатит по фарту! Чую я! Мы находимся напротив части. Километрах в пяти-семи. Надо вставать.
– Сначала на колени. Лыжи набок. Палки острым концом подальше от себя по земле протяните вперед и подмышками упритесь в них. И вставайте. – Я кричал и смотрел, чтобы все повторяли точно за мной.
И, надо же, получилось с первого раза. Теперь боком первым пошел Жердь. Я передвигался последним. Мы шли с наклоном на ветер и снег примерно в сорок пять градусов. Но движение началось. Оказалось, что так шагать легче.
Поэтому скорость немного добавилась.
Стало совсем темно. Часов ни у кого не было. Но все понимали, что уже поздний вечер, не ночь. А значит настоящий ночной холод, которого страшились больше, чем метели, ещё будет добираться до нас часа три. За это время, если мы ничего не перепутали, до части можно было успеть доплестись.
Неожиданно сквозь пыль снежную в темноте, на высоте наших колен, метрах в ста впереди блеснули сразу шесть или восемь тусклых искр. Они располагались попарно, на расстоянии метра друг от друга.
– Это глаза чьи-то! – крикнул Жук.
– Какие глаза? У зверей глаза блестят если попадают под луч света. – Я стал присматриваться к искрам. Но забивающий глаза буран вглядеться толком не давал. – Я сто раз с дядь Васей на машине под фарами видал как блестят глаза у лис, корсаков, даже у зайцев.
– Это волки! – визгливо встрял в моё воспоминание Жердь. – У них и без луча глаза светятся. Палками не отобьёмся, нет! Чего делать-то будем?
– Хрен там, не волки это! – Нос подал голос после недолгих раздумий. – Волки дураки, что ли? Кого им ловить в такую погоду? Лежат где-нибудь за сугробами, ждут когда этот кошмар кончится.
Искры стали перемещаться то влево, то вправо, то вдруг поднимались чуть повыше и опускались ближе к снегу.
– Есть, что ли, другие выходы? – крикнул я. – Если нападут, попробуем отмахаться палками. Не получится – сожрут.
– Обойдется. Всё ништяк, – вставил заключение Жук. – Беды не чувствую. Жердь, пошел шустрее! Быстро пойдем, то нападут, если это волки.
Жердь откликнулся нормальными словами, поматерившись с минуту на Жука.
– Тебе, блин надо, чтоб сожрали – давай, беги, если сможешь! А я как иду, так и пойду.
Что это было, я и сегодня не могу сообразить. Перед тем как писать эту главу, проглядел кучу статей о том, что может показаться людям, попавшим в такую же ситуацию. Понял только, что это могли быть галлюцинации. Отблески лунного или звездного света, прорвавшегося через заслон снежных облаков. Но вот почему искры эти мутные разбились по парам – нигде не нашел ни слова. Может, это всё же волки и были. Лисы стаями не ходят. Тогда почему они не напали? Мало того, они ещё минут десять светились и двигались, а потом просто испарились. Как и не было их. Но мы, конечно, изрядно струхнули, хотя готовы были отбиваться. Но Жук опять оказался прорицателем: ничего не произошло.
Сколько мы ещё топтали занесённую порошей почти до колен степь, не помнил никто из нас. Время сжалось, расширилось или стерлось. Короче, не было отсчета ни часам, ни минутам. Шли и всё. Наугад шли, но верили, что идем правильно.
Странно, конечно, но к этому ужасу мы просто приноровились и привыкли. Никто не ныл и никак не обозначил усталости. Хотя, конечно, сил уже почти не было. Зато имелась настырная уверенность в том, что победим мы, а не ураган с бураном. По крайней мере, у меня она была точно, да и пацаны потом тоже говорили, что было страшно, но страх был не сильнее надежды на то, что всё будет хорошо.
Выл ветер, свистела поземка, жужжала метель и громко шелестел буран. В этой какофонии мы бы не услышали даже пушечных выстрелов, если бы пушки грохали за пару километров. Но один единственный звук, взлетевший в небо над нами и пронзивший насквозь буйную стихию, заставил нас, не сговариваясь, заорать нечеловеческими голосами – «УРА!!!». Мы кричали так радостно, что всем пришлось заплакать. Радость тоже заставляет плакать. И это обезоруживает страх, снимает скованность с мыслей и убеждает сердце биться резвей и уверенней.
Мы услышали звук, который никак не совпадал с шумами катастрофического явления, отловившего нас, маленьких пацанов, посреди дикой и нехоженой в этих местах степи. Это был звук запуска огромного электрогенератора. Его в части запускали на ночь для освещения территории и зарядку аккумуляторов, на которых днём работали станции слежения. Прежде, чем запускался сам движок и загорался свет, раздавался громкий, как выстрел, выхлоп и пронзительный, ни на что не похожий свист. Длился он недолго и когда запускался движок, исчезал. И самого генератора слышно уже не было. Но свиста этого нам хватило, чтобы понять и рассчитать, что мы почти
