Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского
Как поехал Прохор Васильевич в путь за немецким«самопрялками и что с ним приключилось, то будет впереди; теперь скажем только, что он уехал.
III
Проходит с полгода, – ни слуху ни духу о Прохоре Васильевиче.
«Верно, замотался!» – думает Василий Игнатьич. Проходит еще несколько времени.
– А что, брат Трифон, – говорит Василий Игнатьич своему приказчику, – Прохор-то пропал! Как быть?
– Обождите, Василий Игнатьич, – не близко место: Англия-то, чай, ведь за морем. Теперь скоро надо ждать не самого, так письма.
В самом деле, на третий день явился какой-то Соломон Берка, комиссионером от сына. По письму следует выдать ему в счет уплаты за машины и за комиссию перевоза их пятьдесят тысяч.
Деньги выданы. Время идет да идет, а Прохора Васильевича нет как нет.
Василий Игнатьич горевал, горевал, да и горевать забыл.
– Ну, верно, толку не будет из него; пропали только денежки!
А между тем приказчик Трифон Исаев, вскоре после выдачи комиссионеру Прохора Васильевича, поссорился с хозяином и отошел от него. В Москве явился какой-то чайный комитет. Не до сына Василию Игнатьичу.
В это-то смутное время доложили ему, что какой-то чиновник приехал.
«О господи, – подумал Василий Игнатьич с ужасом, – верно, беда пришла! Боюсь я мошенника Тришки!…»
– Проси, проси покорнейше! Чиновник вошел.
– Вы Василий Игнатьич Захолустьев?
– Покорнейше прошу, сударь, садиться, покорнейше просим, сделайте одолжение.
– Скажите, пожалуйста, у вас есть сын?
– Как же, сударь, в чужих краях теперь, поехал заводить филатурную фабрику, – отвечал Василий Игнатьич, вздохнув свободно.
– Давно ли вы от него имеете известия?
– А что, сударь? Вот уж более полугода… Бог его знает, что с ним сделалось, – сказал Василий Игнатьич с новым вздохом.
– Я привез вам об нем сведения.
– Какие же, сударь?
– С ним случилось маленькое несчастье при возвращении его в Москву.
– Несчастье? о господи! верно, он болен, или… ох!… боюсь подумать!
– Не бойтесь, несчастье не так велико: должно полагать, что шайка мошенников сговорилась его ограбить и достигла до этого; а между тем его же по подозрению взяли в городскую полицию…
– В полицию! ох, страм какой! – И препроводили сюда.
– Батюшка, сударь, где ж он теперь?
– Не тревожьтесь, пожалуйста; ему самому совестно своего положения, и потому он скрывал свое имя и мне только за тайну объявил его.
– Где ж он, сударь, где ж он?
– Он теперь в остроге.
– Ох, осрамил мою головушку!
– Не тревожьтесь, я вам говорю; это все может кончиться без огласки; он взят только по наговорам, и потому его отдадут вам на поруки. Я обо всем распоряжусь, и вам стоит только дать поручительство, что действительно такой-то, содержавшийся по подозрению, ваш сын.
– О господи, чем мне вас благодарить!
– Мне не нужна ваша благодарность; я исполняю свой долг. Ах, да! там содержится также бывший ваш приказчик, кажется Трифон Исаев.
– Был, был у меня этот мошенник!
– Мошенник?
– О, бездельник такой, какого свет не производил!
– В таком случае, об нем «и слова. Чтоб скорее решить дело, поезжайте теперь же со мной.
Василий Игнатьич отправился куда следует свидетельствовать, что содержащийся неизвестный в остроге, показывающий себя сыном его, действительно единородный сын его, Прохор Васильев Захолустьев.
В тот же день ввечеру квартальный явился к смотрителю острога с приказанием выпустить неизвестного на поруки почетного гражданина Василья Игнатьева Захолустьева. Смотритель велел старосте привести его к себе.
– Эй, ты, безыменный! – крикнул староста, подходя к Дмитрицкому.
– Что тебе? – спросил Дмитрицкий.-
– На выписку!
– Неужели?
– Ну, брат, смотри же! держи слово честно! – шепнул рябой острая бородка, известный нам Тришка.
– Смотрю! – отвечал Дмитрицкий.
– То-то; а не то, брат… Знаешь?
– Знаю!
– Да помни урок, что твой тятенька-то не тово…
– Не бойся!
Дмитрицкий отправился за старостой к смотрителю; квартальный взял его под расписку и отправился с ним в дом Василья Игнатьича.
– Как же это так вы изволили попасть в тюрьму? сын такого почтенного человека, – начал квартальный беседовать дорогой.
– Что ж делать! – отвечал Дмитрицкий, – ужасный случай! счастье, что еще не убили.
– Каким же это образом случилось?
– Как случилось! Подробностей, как и где, я вам не буду рассказывать; тут не просто шайка разбойников действовала… Представьте себе, что меня опоили чем-то, кругом обобрали, заковали как преступника, и я очнулся в тюрьме. Потом вывели на очную ставку с какой-то женщиной, которая доказывала, будто я вместе с ней грабил!… Просто сон! Я по сю пору очнуться не могу!
– Удивительное дело! – сказал квартальный. – Что ж, вы подадите просьбу?
– Просьбу! Мне шепнули, что если я задумаю искать, так чтоб уж заживо велел отпеть себя.
– Удивительное дело!
Удивление продолжалось до самого подъезда к огромному дому, у которого ворота были заперты. Насилу достучались…
– Кого надо? – спросил дворник.
– Иван, это ты? – крикнул Дмитрицкий.
– Кто спрашивает?
– Не узнал!
– Да кто такой?
– Ну, отпирай! – крикнул Дмитрицкий.
– А вот я доложу Василью Игнатьичу.
– Отпирай! не узнал Прохора Васильевича.
– Ой ли? Ах ты, господи!
Дворник отпер калитку и отступил перед квартальным.
– Здорово, Иван!
– Прохор Васильевич!
– Беги, скажи скорей тятеньке.
– Бегу, бегу!
Дворник убежал вперед, а квартальный с Дмитрицким вслед за ним вошел по темной лестнице.
– Куда ж тут, вправо или влево? – спросил квартальный, – вам известнее.
– Да тут такая темнота, что я не знаю, где право, где влево.
Но навстречу нежданным гостям вышел в сени кто-то вроде приказчика со свечкой в руках.
– Пожалуйте-с! – сказал он, освещая путь чрез переднюю в маленькую залку.
– Где тятенька? – спросил Дмитрицкий.
– А вот пожалуйте, пожалуйте в гостиную.
«Егор Лукич это или Антип Григорьич? или ни тот, ни другой? – подумал про себя Дмитрицкий, – что он меня не величает?»
– А где ж Егор Лукич?
– Они, сударь, на ярмарку поехали, а я покуда вместо их, – отвечал приказчик, ставя на стол свечку и кланяясь гостям.
– То-то, я вижу, не узнаешь меня.
– То есть, как не узнаю-с, с позволения доложить, батюшко?
– Да так, не узнал меня; ты у тятеньки, верно, недавно?
– Ах, господи! мне и невдогад! Простите, батюшко, Прохор Васильевич, не оставьте своими милостями… недавно, сударь, недавно…
– Как по имени и отчеству?
