Юрий Пшонкин - Пленник волчьей стаи

Атувье старательно отрабатывал за еду и кров Киль- куту. Он караулил по ночам стадо, рубил дрова, ставил петли на зайцев, капканы на горнаков, лисиц.

Все были довольны новым работником. Даже Кинин перестал коситься. Все, кроме крепыша Вувуна. От парня не ускользнули завлекательные взгляды невесты Ненак, которыми она одаривала высокого красивого пришельца. И хотя Атувье еще в первый вечер рассказал о жене Тынаку и сыне Тавтыке, Вувун все равно ревновал. Э-э, кто не знает, что если девушке приглянулся муж­чина, она не посмотрит ни на что. Может и без выкупа убежать с ним. Такой сильный мужчина, как Атувье, может прокормить и двух жен. «И зачем мы встретились с ним? — досадовал поникший Вувун.—Лучше бы я по­шел другой тропой».

Вувун не зря ревновал — красавица Ненак и впрямь влюбилась в богатыря.

Это случилось на шестой день. Почаевав, Атувье взял ружье Килькута, перекинул через плечо чаут и вышел. Рядом с ярангой в снегу торчали короткие, подбитые камусом лыжи. Он привязал ремнями лыжи и напра­вился к стаду сменить Тайнава. Ему Тайнав сразу по­нравился, хотя тот при встрече и задал нехорошие воп­росы. Тайнав был веселым, добрым парнем и бегал так быстро, что мог догнать самого быстрого оленя. Атувье уже далеко отошел от яранги, когда услышал за спиной свое имя. Он обернулся. К нему спешила Ненак.

—       Атувье, ты забыл патроны! — крикнула девушка. В руке она несла патронташ.

Атувье хлопнул себя по лбу — верно, забыл.

Ненак, раскрасневшаяся от бега, сияющая, подошла, протянула патронташ.

—       Э-эй, совсем ты растеряха,— засмеялась Ненак.— Совсем как мой отец стал — голова дырявая. Я с тобой пойду. Хочу посмотреть, скоро ли важенки телиться на­чнут.

Тайнав, завидев их, побежал навстречу, держа в правой руке неразлучное копье. Младший сын Килькута го­товился стать великим бегуном и потому не признавал ни лыж, ни лапок.

Глядя, как легко и красиво бежал юноша, Атувье даже остановился. «Здорово бежит! Совсем как молодой, хорошо обученный ездовой олень. Здоровое сердце и боль­шие легкие у Тайнава. И ноги сильные»,—с доброй завистью подумал богатырь Атувье.

Тайнав подбежал к ним. Дышал он ровно и совсем не вспотел.

—       Э, какомэй! Мой желудок совсем пустой. Есть хочу,— сказал бегун и широко улыбнулся.— Ненак, ты сегодня опять медвежатину сварила? Надоела.

—       Иди, мать для тебя сварила сердце того оленя, ко­торого зарезали вчера. Совсем ты еще маленький,— засмеялась Ненак.

—       Маленькому хорошо — самые лучшие кусочки ос­тавляют,—хохотнул «малыш», который уже на целую голову перерос сестру, родившуюся за два лета до него. Тайнав размахнулся, бросил копье и тут же устремился за ним. Копье не упало — Тайнав успел подбежать и пой­мать его на лету. Он снова кинул копье, и снова оно не успело упасть в снег. Атувье даже рот раскрыл от удивления.

—      Тайнав будет самым великим бегуном нашего на­рода,— сказал он.

Сестра брата-бегуна приосанилась.

—       Он уже великий бегун. На празднике этой зимой он выиграл оленью упряжку. Вон те длинноногие темно- серебристые тигильские олени — его награда,— похвали­лась Ненак и указала на двух длинноногих сильных оленей, которые паслись поблизости.— Отец сказал, что, теперь он спокойно уйдет к «верхним людям». Сказал, что на этой земле есть кому смотреть за его оленями.

Атувье остановился. Он впервые слышал, что старый Килькут «дал слово». Но почему? Старик еще крепкий. Он делает маленькие дела и совсем не липший для семьи.

—        Ненак, неужели отец «дал слово»? Он же еще крепкий.

—        Отец «дал слово» на следующий день после твоего прихода. Он сказал,, что как только я стану женой Вувуна, он велит готовить погребальный костер.

Атувье оглянулся. Яранга была закрыта леском, уга­дывалась лишь по дыму костра. Ему было жаль Киль­кута, приютившего его.

Ненак так смотрела на него, что Атувье стало жарко.

—        Возвращайся в ярангу. Вувун и так плохо смотрит на меня. Ведь он уже много отработал за тебя,— сказал он и отвернулся, чтобы не видеть глаза влюб­ленной в него красавицы.

Ненак откинула капюшон керкера, поправила черные волосы, заплетенные в две толстые косы.

—        Большой, сильный, а испугался маленького Вувуна,— подзадорила она смутившегося Атувье.

—        Я не боюсь его! — вспыхнул сын Ивигина. — Вувун мне не соперник, но я не хочу отнимать чужую невесту. Я сам...—он не договорил, вспомнив богача Вувувье.

Ненак подошла совсем близко, словно преданная вер­ная собака, заглянула ему в глаза.

—        Атувье, я хочу родить от тебя ребенка. Возьми меня второй женой. Я буду хорошей женой, и мы пола­дим с Тынаку.

Атувье снова стало жарко. Ему нравились слова до­чери Килькута. К тому же он давно не спал с женщиной.

Видя, что красавец богатырь заколебался, Ненак до­бавила:

—        Возьми меня второй женой. Отец дает мне пять раз по десять оленей. Ты хороший пастух и не убавишь мое стадо. Вчера я начала шить тебе новую кухлянку.

Атувье смутился. Он все еще ходил в своей изодран­ной обветшалой кухлянке. В яранге Килькута имелись кухлянки куда лучше, но ни одна ему не подошла — все мужчины были намного ниже его, уже в плечах. Да, Не­нак хорошая мастерица, он видел ее работу на Тайнаве, на Кинине, на ней самой. Э-э, он взял бы ее второй же­ной, но она же не знает, что он жил с волками. Когда узнает, как жить с ним будет? А Вувун? Парень с лета работает на семью Килькута, старается. Если взять в жены Ненак, Вувуну ой плохо будет. Нет, не возьмет он Ненак в жены. Нельзя злом платить за добро. Вувун поделился с ним едой, когда они встретились. Вувун ука­зал дорогу к яранге Килькута. Нельзя красть у него сча­стье. Мудрый шаман Котгиргин всегда говорил: «Добрые и злые дела как верные собаки — обязательно возвратят­ся к тому, кто их вырастил».

Ненак ждала ответа. Она сразу влюбилась в этого красивого богатыря, в первый день. Так влюбилась, что не спала по ночам.

— Ненак, ты мне тоже нравишься,— ответил Атувье и зачем-то снял с плеча ружье. — Нравишься, но я не хочу переходить дорогу Вувуну. Не будет мне удачи, если я возьму то, что должно принадлежать другому. Этому учил меня отец и самый мудрый шаман нашего народа Котгиргин. Я сказал.