Николай Асанов - Волшебный камень
Еще дальше, за полем, на котором торчала черная прошлогодняя ботва, начинался лес. И лес имел сейчас необыкновенную расцветку. Та тропа, по которой подошел обоз, горела фиолетовым светом. Просветы между деревьями были наполнены сиреневыми сумерками, а сами стволы сосен казались ярко-рыжими. Ели и пихты были серые. С их нижних ветвей прямо на снег опускались длинные седые бороды мха. Каждое дерево казалось отдельной, грубо высеченной колонной из камня, а все они подпирали собой бледное, светло-синее небо, которое легло своей тяжестью на их вершины.
И в каждом зверином следу — а их было много под окном: и крестообразные знаки зайца, и пунктирные стежки лисицы, и длинные промашистые тропы волка, и, наконец, узенькая, тоненькая, словно серебряная, цепочка горностая, — в каждом следу голубела корочка льда. Теперь эти корочки уже начали таять, и сияние их меркло на глазах у Вари, пока она лежала в сладостном безделье. Никогда еще ей не казался столь прекрасным этот таинственный дремучий лес. Она вдруг поняла, что видит в нем больше красоты, чем дано видеть охотнику, лесорубу, изыскателю — всем людям, кто, так сказать, кровно с ним связан. По крайней мере, ни Сергей, ни кто другой никогда не рассказывал ей о таком волшебстве.
И с некоторой гордостью Варя подумала о том, как удивит Сергея при первой же встрече своим тонким ощущением природы. Ей даже захотелось подольше побыть в этом лесу, понаблюдать его множественные превращения. Была такая книга в ее детстве; в ней она много раз читала, удивляясь и восхищаясь, об этих превращениях, связанных с временами года.
В конце концов есть какое-то очарование и в пустыне. Потом можно всю жизнь вспоминать об этих днях, о своих чувствах, о тягостном пути по бездорожью, о ночевках у костра, которые так опротивели в действительности.
И тут она подумала о том, как неосмотрительно выбрала себе профессию. Профессия приказывала ей находиться в этих необжитых местах, а ей хотелось быть сейчас в московской квартире, ждать, когда ее позовут пить кофе, думать о вчерашнем концерте, о прочитанной книге. А тут такая глушь — даже река называется Дикой.
И, вспомнив это название, она мгновенно поднялась с постели. За стеной покашливали возчики. Уныло разговаривал о чем-то Филипп с хозяйкой. Слышалось потрескивание дров в печи. Собака лязгнула зубами спросонья и коротко залаяла. Пахло едой, кислым тестом, подгоревшим постным маслом.
Варя присела на край кровати. Высушенная одежда покоробилась, штаны стояли торчком, вата в них сбилась в комки. Рядом лежало шелковое платье, стояли туфли на высоких каблуках, уткнувшись носками в большую медвежью шкуру, брошенную перед кроватью.
Варя сердито оглядела эти нарядные вещи и напялила ватные штаны и куртку, натянула меховые сапоги. Никто не прислушивался к ее движениям; должно быть, полагали, что она еще долго будет спать. И Варя с непримиримой враждебностью подумала о Филиппе, который так торопил и бранил ее, а теперь успокоился, едва они добрались до тепла.
С той же враждебностью она оглядела комнату, в которой очутилась. Ее окружали строганые деревянные стены необычайной белизны, какая достигается постоянным мытьем их с дресвой. Таким же был некрашеный стол. Удивительными были в этой старообрядческой комнате книги в самодельных деревянных шкафах и на столе, карты на стенах, планы каких-то участков. А вверху, на желтом карнизе, стояли чучела разнообразных животных и птиц, висели оленьи и лосиные черепа с рогами.
Однако было нечто указывающее и на то, что здесь жила девушка. К этим незначительным приметам с особой внимательностью приглядывалась Варя. Кружевные салфетки, флакон одеколона, аптекарский крем для лица, пахнущий гусиным жиром, многочисленные фотографии, какие-то вырезанные из журналов и газет картинки — подлинное убежище деревенской красавицы.
Варя даже перебрала несколько фотографий, пытаясь угадать среди них обладательницу этих богатств. Вырезанные из журналов и газет картинки, бережно наклеенные на ватманскую бумагу, при ближайшем рассмотрении оказались портретами известных летчиц, каких-то ученых женщин. Варя скорее примирилась бы, увидев известных актрис. Нет, ничего не могла сказать Варя о характере девицы, которая обитала здесь, а теперь, возможно, завоевывала сердце Сергея.
Эта мысль заставила Варю улыбнуться с презрением и горечью. Но она не могла больше бездействовать. Громко протопав по комнате, как бы предупреждая, что уже встала, Варя кликнула Филиппа. Он вошел, улыбаясь своей раздражающе спокойной улыбкой. Варя села на кровать — все стулья были вынесены в соседнюю комнату — и сердито сказала:
— Что же вы не могли меня разбудить раньше? Надо ехать!
Филипп стоял перед ней, опустив руки и сутулые плечи. Теперь, в косоворотке и бумажных брюках, должно быть принадлежавших рослому и полному человеку, он ничем не напоминал лесного жителя. Только в узеньких черных глазах его таилось неизъяснимое превосходство, которое всегда бесило Варю. Филипп пожал плечами, как бы удивляясь ее словам.
— Первый день назад надо было спешить, второй день назад надо было бегом бежать, третий день назад надо было птицей лететь, а теперь торопиться некуда — ждать надо, когда мороз по земле пойдет. С ним вместе к Сергею Николаевичу поедем, без мороза туда не дойдешь.
— Ах, да объясни ты как следует! — воскликнула Варя.
— А я как следует объясняю, — сказал Филипп и начал было повторять все снова.
— Довольно, довольно! — крикнула Варя. — Ты только скажи: почему сейчас ехать нельзя?
— Горная вода идет, — невозмутимо ответил Филипп. — Кончится горная вода, мороз ее к горам привяжет, тогда поедем. А если мороза не будет, надо ждать земляной воды, с ней на лодках поедем. А сейчас ни пешему, ни оленному не пройти.
— Выдумки, — строго сказала Варя, хотя у нее похолодело сердце. — Потянуло тебя к теплу, вот и говоришь несуразицу. Мы не можем здесь оставаться, когда там Сергей Николаевич ждет. У него и продукты кончились.
Варя представила, как Сергей, голодный, усталый, отчаявшийся, смотрит на запад, на вершины гор, окружающих Сполох, не покажется ли долгожданный обоз. А ей, его помощнице, его надежде и защите, приходится препираться здесь с Иляшевым, который чуть ли не мнит себя начальником и так поучающе говорит с ней.
Филипп сощурил глаза — Варе показалось, что в них затаилась усмешка, — сказал:
— Сергей Николаевич — ученый человек, огонь без спички зажигать умеет. А теперь с ним Диковинка, так она и без ружья птицу убьет. Вдвоем не пропадут.
Варя вскочила на ноги, выпрямилась, взглянула в глаза Филиппу. Нет, они были спокойны, в них было только утомление. Ему надоело уговаривать ее. Но она уже не могла сдерживаться.
