Грифон - Николай Иванович Коротеев
Потом они ждали машины из поселка. Не могли же там не видеть происшедшего на буровой.
Мастер ругался на чем свет стоит: у него обгорели уши и было обожжено лицо. Есен терпел молча. Глядя, как в огне гибнет его хозяйство: дизели, моторы, насосы. Пламя охватило дизельный сарай тут же. Спасти что-либо не было никакой возможности.
Сладко всхрапнув, дядька Остап отвлек Мухамеда от воспоминаний о совсем недавнем.
Перед лобовым стеклом трактора, который вел Мухамед, метался черный снег, а в раструбах света фар снежинки были ослепительно-белыми. Дальше виднелась волочащаяся по песку бетонная плита. Ее тащила пара тракторов на коротких тросах. Плита-панель от сборного дома.
Толкнув дядьку Остапа локтем в бок, Мухамед спросил:
— Зачем мы тащим плиту?
— Чего тебе?.. — буркнул спросонок бурильщик.
— Плиту зачем тащим?
— А-а… Так я предложил. Надвинем на устье скважины, захлопнем ее. Может, огонь задохнется. В ней без малого пять тонн. Когда я в буррабочие определялся, то видел, как тушили пожары.
— Здесь не выйдет. Не погасим.
— Попробовать надо. А может, ерунда все…
— Ну, если попробовать… — Мухамед кивнул.
Дядька Остап поудобнее запахнулся в брезентовый плащ, надвинул на брови капюшон, чтоб свет фар не мешал, и прикорнул, прислонившись к стенке кабины.
Ветер усилился. Снег пошел гуще. Теперь белые лепестки его не порхали в раструбах света впереди трактора, а неслись наискось, и полет их был так быстр, что снежинки казались полосками. На песчаных буграх с подветренной стороны прорисовались тощие сугробы, похожие на луну в последней четверти.
Колонна тракторов продвигалась медленно. Было за полночь, когда Мухамед различил в снежной круговерти сначала очень бледный, размытый пеленой столб горящего фонтана. Издали он представлялся игрушечным. Но по мере приближения к нему стал слышен низкий утробный рев. В нем растворился рокот мотора, а потом звук так усилился, что ладони Мухамеда, державшие рычаги, ощутили содроганье.
Тракторы и бульдозеры приползли к горящему фонтану намного позже пожарных машин и санитарной. Она стала неподалеку от двух пожарных. Теперь игрушечным казался не полыхающий фонтан, каким он выглядел издали, а машины около него, люди, решившие принять бой с дикой стихией, которая вырвалась из-под их власти.
Снега здесь не было. Сеял мелкий дождь. А метрах в пятидесяти от фонтана песок парил. Столб ревущего огня, вздымавшийся на высоту двадцатиэтажного дома, вверху рвался, и лохмотья пламени, похожие на протуберанцы, улетали ввысь, мгновенно исчезая. На низких тучах шевелился, будто гримасничал, огромный ржавый отсвет.
Пахло серой.
Рядом с рвущимся из-под земли пламенем валялась скорченная, завалившаяся вышка. Стальные фермы и переплеты ее походили на клубок свившихся и застывших змей. Тут же торчали рыжие обгоревшие трубы основания буровой. Меж ними и поодаль валялись погнутые в пекле фонтана «свечи», перегоревшие стальные тросы. Вся эта груда искореженного металла преграждала путь к бьющему из недр огню.
Снова Мухамед ощутил странное стеснение в груди. Мышцы будто сводило. Но он не мог оторвать взгляда от пламени, словно оно завораживало его.
Дядька Остап хлопнул Мухамеда по плечу. Мухамед мельком покосился на бурильщика. Тот подал знак — выходи. Мухамед затряс головой: не пойду! Дядька Остап еще настойчивее толкнул его в плечо. Мухамед подумал было, что, и не толкаясь, можно сказать, зачем он понадобился, но тут же сообразил: за ревом он не услышал бы и крика. Потом, перегнувшись через рычаги, дядька Остап открыл дверцу, почти выпихнул Мухамеда из кабины. Мухамед едва не поскользнулся на траке и неловко соскочил на песок. Дядька Остап махнул рукой: иди, мол, за мной. Мухамед охотно послушался, потому что бурильщик пошел прочь от фонтана.
К недоумению Мухамеда, они направились к санитарной машине. Около нее стояла та самая молоденькая медсестра, которую Мухамед видел в операционной. И здесь разговаривать было невозможно, только если кричать на ухо. Чтоб понапрасну не тратить ни сил, ни слов, дядька Остап ткнул пальцем в уши и покрутил вокруг головы. Сестра кивнула, достала вату и бинт. Дядька Остап заткнул уши ватой и поверх положил по солидному клоку, кивнул сестре. Та ловко перевязала голову. Теперь дядька Остап стал походить на мастера и Есена, у которых были обожжены уши. Потом бурильщик подтолкнул к медсестре Мухамеда. Сестра дала ему ваты. Мухамед сделал то же, что и дядька Остап. Стало немного легче, рев и вой фонтана будто отдалился. Мухамед даже услышал звук своего голоса, отдавшийся в ушах, когда благодарил сестру за перевязку. Она улыбнулась Мухамеду.
Потом вместе с дядькой Остапом они подошли к группе рабочих и пожарных, стоявших неподалеку от фонтана, у вагончика-балка, где зимой обогревалась смена буровиков.
Мастер разговаривал с инженером конторы. Тут, наверное, можно было услышать крик. Но Мухамед не различал ничего, кроме звона в голове. Увидев дядьку Остапа, мастер показал пальцем в его сторону и обратился к Саше. Потом мастер поманил к себе Мухамеда. Разровняв на песке площадочку, он, тыкая то в сторону груды металла у пламени, то в чертеж, показал Мухамеду, как ему надо вести трактор, чтобы оттащить от фонтана покореженный остов вышки.
Рядом с мастером стоял инженер конторы бурения и лишь кивал, когда Алексей Михайлович посматривал на него. Очевидно, они договорились обо всем по дороге. Алексей Михайлович сам напросился объяснить своим бригадным, что и как надо делать, оттаскивая буровое оборудование от фонтана. По знаку мастера Мухамед четко повторил на чертеже свои предполагаемые действия.
Оба — инженер и мастер одобрительно кивали.
Когда подошли пожарные, дядька Остап показал на брандспойты, а потом на свой брезентовый капюшон. Инженер успокоительно похлопал бурильщика по плечу, а дядька Остап поднял большой палец и заулыбался. Затем инженер с дядькой Остапом отправились к трактору, а проходя мимо пожарников, бурильщик взял у них асбестовый капюшон и еще раз знаками показал им, уже по собственной инициативе, как надо прикрывать его двумя струями из шлангов и как Мухамедов трактор, чтоб на нем не взорвался от перегрева бак с горючим. Пожарники выслушали дядьку Остапа с подобающим уважением.
Закончив разговор, дядька Остап примерил поверх ушанки белый асбестовый колпак с пелериной, прикрывавшей плечи, и спину, и грудь, обернулся к Мухамеду и поглядел на него сквозь продолговатое слюдяное оконце, точь-в-точь как на щитке электросварщика. В этом одеянии дядька Остап
