Александр Мартынов - В заповедной глуши
На столе со вчерашнего дня лежали распечатки лекций по русской истории. Смешно. Оказывается, учиться интересно. Если знания в тебя не запихивают, а ты сам их находишь и «поглощаешь». Что такое учёба, размышлял Витька. В тебя запихивают сотню написанных другими людьми книг. В школе. Потом ещё сотню в ВУЗе. И говорят: образованный. А человек, который эти же книги (и больше) прочитал сам — неуч. Смешно, ведь ясно же уже то хотя бы, что раз читал сам — значит, хотел учиться. В сущности учителя и профессора чем отличаются от учебника? Они могут объяснить непонятное. Это да. Но если постараться, то можно и до объяснения дойти самому. Да и объясняют-то чаще всего не с позиций правды, а так — как самому захочется… Вот та же история. Когда Витька скачал из Интернета тексты двух монографий (о слово! Нет бы просто «работа». Витька узнал, кстати, что Гитлер после прихода к власти в приказном порядке заменил почти все иностранные слова в немецком языке на отечественные — и нельзя сказать, что в этом мальчишка был с ним несогласен) — так вот, посвящённые одной и той же теме (Суворову Александру Васильевичу[60]), они освещали его личность с совершенно разных точек зрения. То есть — вообще. По одной он был гениальный полководец, тонкий остряк, любимец солдат, храбрец, патриот и создатель русской школы штыкового боя. По другой — взбалмошный и жестокий истерик, побеждавший только слабаков-турок, лгун и ретроград, ничего толком не умевший и не знавший и даже по-русски говоривший с трудом. Витька сперва запутался. Но потом посмотрел сведения об авторах. И когда узнал, что автор второй монографии награждён какими-то зарубежными премиями и знаками отличия и много раз читал лекции в зарубежных университетах, а автор первой и историком-то не является, а так — самоучка, бывший инженер — понял тут же, что прав, конечно, этот, второй. Потому что ему явно было интересно писать — и писал он так, как должен писать русский человек. Не для денег и премий… А «историк» через слово твердил об «истине» и «объективности» — но из строчек буквально капал яд…
…Белок спал на крыльце у порога — когда Витька вышел, огромный пёс лениво поднялся и потянулся, но тут же принял всем видом полную готовность служить.
— Бездельник, — сказал Витька. Незаслуженно, просто так. Белок грохнул хвостом по перилам; Витьке показалось: содрогнулся весь кордон. — Извини, извини, — мальчишка опустился на колено, начал трепать пса за шерсть на шее. — По Вальке скучаешь? Понимаю, я тоже скучаю… Ну теперь он уже скоро, наверное, придёт… хотя, кой чёрт скоро, хорошо, если через две недели… Ну всё равно подождём, правда?
Белок всем своим видом выразил готовность ждать сколь угодно долго, лишь бы сейчас не ждать, а идти.
— Ну ладно, пошли, пошли, — Витька выпрямился, взял карабин на руку привычным движением, шагнул с крыльца. Белок выскочил через перила. — Орёл, — одобрительно бросил Витька. — Это. Семург[61].
Около ворот он оглянулся.
На свежем снегу осталась цепочка чёрных следов. И почему-то эта вполне обычная для поздней осени картина вызвала у мальчишки смутное раздражение. Передёрнув плечами, он погромче свистнул Белку и решительно зашагал дальше, думая, что правы были те, кто предупреждал: оглядываться — не к добру…
…Алька сидела за поворотом на поваленном стволе — писала на снегу и, когда Витька подошёл, издалека замахав рукой, быстро шоркнула носком мехового ботинка по белой поверхности, стирая написанное. Спрыгнула, улыбнулась. Тоже подняла руку.
— А ты как здесь?.. — начал Витька, но спохватился: — А, да, суббота же…
— Всё на свете перезабыл, — усмехнулась Алька.
— Ага, — согласился Витька, улыбаясь. — А ты чего не пришла-то?
— Я думала, ты ещё спишь, — пожала плечами девчонка.
— Ну и что?
— Так… Пошли?
— Пошли, — кивнул Витька. И, делая шаг вслед за девчонкой, бросил взгляд туда, где она писала на снегу.
Из-под размашистой черты проступало:
Вить я те лю
22
Снаружи лежал снег.
Валька как-то не сразу осознал этот факт. Он просто вышел из бункера — и понял, что всё вокруг бело. За подморозило, в ярком небе вставало солнце — солнце, которого Валька не видел уже месяц, не меньше.
Снег покрыл грязь. Снег лёг на ветки пушистыми чехлами. Снег укутал домики. Валька стоял и таращился вокруг, пока его не окликнули:
— Русский!
Мора сидела, поставив одну ногу на край, на крыше бункера и улыбалась углом губ, покусывая какую-то веточку.
— С первым снегом тебя, — сообщила она. Валька кивнул, разглядывая её снизу вверх. Потом чуть поклонился:
— Suilad, gwanthi[62]
Ему захотелось чуть поддразнить девчонку. И сказать то, что хотелось сказать — будучи уверенным, что она не поймёт. А французский или английский она могла и знать… Мора поиграла тонкими бровями:
— Bain arad, hen. Im ista'sindarin maer.[63]
— Сen'sen im…[64], — Валька справился с растерянностью.
— Ты хорошо ездишь верхом, — сказала Мора и ловко соскочила вниз. Выпрямилась на снегу. — Как насчёт того, чтобы устроить скачки? Ты ведь не занят сейчас, твой старший в делах…
— Скачки? — Валька чуть прищурился. — На приз или на интерес?
— На приз, — девчонка указала подбородком на нож на поясе мальчишки. — Это нож Перуна. Я давно хотела такой. Если я выиграю — он мой.
— А если проиграешь? — Валька вдруг ощутил какой-то внутренний толчок. Мора сделала равнодушный жест: мол, выбирай, что хочешь. И Валька понял: она совершенно уверена в победе. — Тогда я поцелую тебя, — сказал мальчишка.
Брови девчонки взлетели на лоб. Она приоткрыла рот — и захохотала. Она смеялась долго, самозабвенно, весело и искренне. Потом указала на нож уже рукой и повторила:
— Он мой.
Валька молча поклонился…
…Всю дорогу по лесу оба молчали. Мора сама предложила Вальке выбрать обоих коней, и седлали они сами себе каждый. Хотя… Валька был уверен, что девчонка и так его не обманула бы. И сам поступил честно: выбрал явно одинаковых по статям орловцев-пятилеток.
В лесу было морозно и прозрачно. Когда-то тут явно лежали поля, но лес за последние двадцать лет захватил их — осинник, березнячки, сосны…Скорее всего лет через сто тут будет дубовый бор. Пока же всё светилось насквозь. Но даже в таком лесу диковато выглядели иногда попадавшиеся — то остаток забора, то обломки поливальной системы, то развалины зерновой…
— Мы тут никого не встретим? — спросил Валька. Мора улыбнулась:
