Тяжкое золото - Александр Михайлович Минченков
Этим же поездом, как уже знал и видел судья Рейн, действительно ехал на Надеждинский и штабс-капитан Лепин с подчинёнными ему солдатами. Их насчитывалось двадцать пять человек и были вооружены винтовками и имели при себе однодневный сухой паёк. Своё настроение командиру служивые не выказывали, хотя и недоумевали: для чего и почему их сняли с города? Строили догадки, а больше рассуждали о своей солдатской жизни. Им было не до бастующих рабочих на приисках, не будучи заложниками золотопромышленных промыслов, и поэтому не могли сопереживать горнякам. Просто несли службу, определявшую лишь их беспрекословное подчинение начальству, и не более того. И это больше по причине, что на том строились их содержание и жалованье.
Остановки на приисковых станциях были кратковременны. На Васильевском прииске Рейн вышел из вагона вдохнуть свежего воздуха. Он заметил урядника Малькова и спросил его, как обстоят дела на прииске. Мальков кратко рассказал о забастовщиках и, перейдя на шёпот, пояснил, что сей поезд, будет возвращаться в город ночью без задержек, а лишь на обратном пути остановится на Андреевском, о чём даже пока не знает машинист поезда, и что он, Мальков, будет поезд этот встречать. Мол, такое пришло ему закрытое не для огласки распоряжение.
– Как же вы будете ночью останавливать поезд, если об этом не знает машинист и для чего? – спросил Рейн.
– Да это пустяки, поставим сигнальщика с красным фонарём и остановим поезд.
– И для чего же такое указание?
– А вот этого мне не говорено, уверяю вас, господин судья, знаю только, чтоб об этом не должна знать ни одна душа на прииске.
«Странно, для чего же такой маскарад, да ещё задумано ночное движение поезда с загадочной остановкой на Андреевском? Можно предугадать только – это неспроста и по всей вероятности связано с волнениями рабочих…» – мучился в догадках Рейн.
Ровно в одиннадцать часов вечера Рейн и Лепин с солдатами прибыли в пункт назначения. В управлении промыслами Рейна и Лепина встретили ротмистр Трещенков и исправник Галкин. Галкин тут же позвонил в гостиный дом и сообщил Преображенскому о прибытии гостей. Прокурор, а с ним вместе и судья Хитун, в контору прибыли через несколько минут.
Все приветливо пожали друг другу руки, обменялись любезностями и присели обсудить предстоящие дела.
– Что ж, господа, время позднее, но оно нас торопит. Недовольство губернатора и неоднократные прошения Петербургского правления золотопромышленного товарищества заставляют нас принять незамедлительные меры. Чтобы покончить с вопиющим безобразием, нужно изолировать идеологический центр этого бунта. Обыск и арест зачинщиков забастовки крайне как сейчас необходим – начал Преображенский.
– Я полагаю, обыски ничего не дадут, это не политическая забастовка, господин прокурор, а правовые отношения между рабочими и администрацией, – возразил Рейн.
– К чёрту эти фамильярности! Нужны обыски и аресты активистов! – громко высказался Трещенков.
– Постановления на аресты членов стачечного комитета подписаны и переданы Николаю Викторовичу, – заметил судья Хитун и кивнул в сторону Трещенкова. – Нам, главное, необходимо арестовать тех, кто представляет собой руководящее ядро забастовки.
Трещенков открыл свой портфель, достал несколько листов бумаги.
– Вот эти списки, все активисты в основном на Надеждинском, Васильевском и Андреевском. Ордеры на их арест оформлены надлежащим образом.
– Что ж, если таковое решение уже принято, я… – Рейн развёл руками и дал тем самым всем понять, что возражать, а тем более оспаривать что-либо он далее не намерен.
– Николай Викторович, вы давно взывали всех к действию. Что ж, в вашем распоряжении, пожалуй, всё имеется, – объявил Преображенский. – Только замечу, – прокурор посмотрел на обоих судей, – все аресты и размещение задержанных в камерах прошу разрешать, господа Хитун и Рейн, в соответствии с установленным на то порядком.
Трещенков с Лепиным в сопровождении солдат метались по ночному Надеждинскому от барака к бараку. Не располагая достоверными данными об истинных членах забастовочного комитета, солдаты по указке Трещенкова хватали не активистов, а чаще простых рабочих. Большинство из стачкомовцев и выборных смекалисто называли на ходу выдуманные фамилии, отчего Трещенков, не найдя таковых в списках, давал указание солдатам следовать за ним дальше.
Разбуженные рабочие недоумевали о происходящем. А отойдя ото сна, поняли – идёт арест их товарищей, усиленно ищут руководителей стачкома.
– Где ваши верховоды?! Куда их укрыли?! Не молчать! – орал Трещенков.
Со всех сторон послышались возмущения рабочих:
– Это что ж за беззаконие?!
– Чего вытворяете-то?!
– Мы мирно спим, а вы ночью врываетесь и хватаете людей! Как можно так?!
– Молчать, гниды! – рявкнул Трещенков.
– Сам гнида! – кто-то выкрикнул из тёмного закутка казармы.
– Кто это сказал?! Застрелю! – взбеленился ротмистр и вскинул наган.
Рабочие примолкли – всего можно было ожидать от взбесившегося ротмистра. В бараке от шума и крика заплакали двое малых детей.
– У, грязное отродье! – выкрикнул Трещенков и покинул барак. За ротмистром проследовали штабс-капитан Лепин и четверо солдат.
Посетив все бараки прииска, жандармы всё же арестовали несколько человек выборных. Стачкомовцы же провалились, словно под землю, отчего Трещенков был вне себя.
– Пока и таковых хватит, эти тоже хороши, пусть остальные пока одумываются! Вот и притихнут все! – торжествовал Трещенков.
– Очень важно было бы арестовать теперь председателя комитета Андреевского Зелионко, – переживая, промолвил исправник Галкин.
– Этого уж непременно возьмём, этот-то от нас никуда не спрячется! – заверил ротмистр.
Рабочие, выйдя из бараков, провожали арестованных до самого поезда, при этом возмущались и требовали освободить людей.
Несмотря на недовольство толпы, арестованных всё же поместили в один вагон и оставили под присмотром солдат.
– Разойдись! Чего рты разинули?! Дождётесь, всех арестую! Разойдись, кому говорю! Не то стрельбу открою! – орал Трещенков.
Рабочие нехотя и с возмущениями покинули станцию.
– Что ж, господин штабс-капитан, здесь пока всё, сопровождайте арестованных до Бодайбо. Возьмёте зачинщиков на оговоренных приисках и всех доставьте в городскую тюрьму, оттуда переправьте в Киренский острог, – распорядился Трещенков и, протянув Лепину какие-то бумаги, добавил: – Держите, все распорядительные документы здесь.
– Слушаюсь, господин ротмистр.
– Да будьте внимательны на Андреевском, действуйте твёрдо, чтоб ни одна скотина рабочая не пискнула! Я остаюсь здесь, в Надеждинском. Уж будьте любезны, утром мне позвонить.
– Не извольте беспокоиться, всё исполним, – ответил Лепин и дал команду остальным солдатам, стоявшим у поезда, грузиться в вагоны.
Поезд тронулся в сторону Бодайбо. Ночное движение поезда между приисками и городом сопровождалось шумом и грохотом вагонных колёс,
