Тяжкое золото - Александр Михайлович Минченков
– Тихо, тихо, товарищи! Я вас понимаю. Да, это нарушение ваших прав, но поймите меня, можно решить проблемы, куда наиболее безболезненно. Вам лишь только нужно приступить к работам, и я вам гарантирую, мне удастся решить все вопросы. – Тульчинский вполне определённо тут понял, что настроение рабочих переломилось в другую, которую не хотелось бы ему сторону.
Переговоры продолжались несколько часов, но по своей сути ни к чему не привели. Вся беседа переросла в прямое непонимание сторон. Тульчинский сожалел: ему так и не удалось уговорить рабочих пойти на уступки. Выборные же оставаясь при своём мнении, выразили ему благодарственное внимание к ним, но твёрдо заверили: будут стоять на выполнении предъявленных требований.
– Уважаемый Константин Николаевич, спасибо огромное, что вы нашли время и выслушали нас, но пойти на уступки администрации мы не можем. Иначе, зачем же народ поднялся по всем промыслам? – за всех сказал Баташев. – Уже понятно отношение руководства, оно старается создать перед властями картину, будто мы здесь бесчинствуем и создаём хаос, свидетельством чему прибывшие солдаты. Хотя мы сами заинтересованы в соблюдении порядка и дисциплины, для чего и создали из рабочих охрану водоотливов на шахтах и продовольственных складах, поддерживаем мир и в бараках. Мы наслышаны, что своими руками Теппан хочет спровоцировать рабочих на массовые беспорядки и выставить нас преступниками! Ну как можно верить после этого администрации?
Тульчинский молча выслушал справедливый упрёк и прекратил высказывать свои аргументы, они уже были бессмысленны и неуместны. Он это понял и без последних сказанных Баташевым слов. Ясно было одно: его доводы и красноречие использованы в полной мере, или почти в полной, но изменить настроение рабочих невозможно и вряд ли получится это сделать в дальнейшем.
Рабочие покидали канцелярию. Прощаясь, Тульчинский лишь предложил:
– Товарищи, если уж придёте к другому мнению, милости прошу ко мне, и даже давайте так: встретимся здесь в канцелярии третьего апреля ещё раз, я буду ждать. Договорились?
– Вряд ли что измениться, но вашу просьбу мы исполним и обязательно придём, Константин Николаевич, – ответил Баташев.
Утром третьего апреля Тульчинский вновь принял выборных, но они уже были меньшим составом. Беседа была короткой, больше напоминала разговор людей, не слышащих друг друга. А посему и покинули рабочие резиденцию окружного инженера вновь со своим непоколебимым настроем.
В конце беседы Тульчинский рабочим сказал:
– Товарищи, из Петербурга пришла телеграмма, из которой следует, что мои полномочия исчерпываются, теперь я не имею права, к сожалению, вести дальнейшие переговоры между вами и администрацией золотопромышленного товарищества. Не исключаю, власти могут принять к рабочим силовые меры. Мне бы не хотелось, чтобы кто-либо из вас мог понести административные наказания, или более того, осужден и отправлен в остроги.
Выборные уже было собрались выйти из канцелярии окружного инженера, как в помещение вбежал рабочий и с порога воскликнул:
– Господин Тульчинский, у нас в Александровском на кухню опять завезли для раздачи тухлое мясо! Рабочие просят вашего вмешательства!
Прибыл Тульчинский на прииск Александровский, не откладывая. Он не мог поверить, что в то время, когда идут переговоры с рабочими и настроение забастовщиков на пределе, возможен такой вопиющий факт. Константин Николаевич вызвал урядника Каблукова и спросил:
– Это правда, о завозе на кухню непотребного мяса?
Каблуков пожал плечами:
– Вроде как так, запашок имеется…
– Откуда завезено? – перебил Тульчинский.
– Все двадцать шесть пудов с приискового ледника.
Тут же Тульчинский организовал комиссию, в состав которой вошли и рабочие-свидетели. Нужно было оформить акт о качестве доставленного на кухню мяса, по которому и без разбирательства было видно – оно явно недоброкачественное, от мясных туш исходил неприятный запах.
При возникшем эмоциональном возбуждении рабочих Тульчинский не мог не возмутиться, поскольку мясо действительно было далеко от свежести и не выступить в защиту правоты рабочих, иначе было бы ими воспринято неоднозначно. При не подтверждении факта подпорченного мяса рабочие бы расценили, что окружной инженер только на словах, а не на деле уповает за них.
В этот момент на кухне неожиданно появился ротмистр Трещенков – он вбежал, словно взбешенный. Кто-то доложил ему о стихийном сборище рабочих на Александровском прииске по поводу инцидента с мясом. В порыве гнева он и не заметил вначале в помещении кухни окружного инженера Тульчинского.
– А ну разойдись! Вашу мать, овцы паршивые! Арестую! Перестреляю! – понеслись угрозы ротмистра, он ещё ругнулся более крепко и тут заметил окружного инженера. – Константин Николаевич, вы только посмотрите на них, рабочие везде суют свой грязный нос вместо того, чтобы работать!
– Что ж тут поделаешь, раз решили узнать, почему поступил порченый продукт, – невозмутимо ответил Тульчинский.
– Я сейчас им покажу! Их дело работать, а не бузить! А ну марш отсюда, скоты! Застрелю каждого, если кто пикнет!
– Такой тон, Николай Викторович, пожалуй, напрасно вы употребляете, – заметил Тульчинский.
– Им этого тона вовсе и не достаточно, для них только пуля в лоб указ! – кипел Трещенков.
Рабочие-зеваки быстро покинули помещение кухни. Остались только те, что приглашены были в качестве свидетелей для подписания акта.
Инцидент в полной мере исчерпан не был. Акт сам за себя говорил: мясо действительно непригодное для пищи. Эта новость не замедлила себя ждать и сразу полетела по приискам, обрастая среди горняков новым негодованием и нетерпимостью к администрации.
Тульчинский забрал подписанный акт и попросил Трещенкова оставить в покое собравшихся. Оба сели в свои кошёвки, и лошади рысцой затрусили в сторону Надеждинского.
До третьего апреля почти ежедневно Преображенский и Теппан интересовались у Тульчинского о ходе переговоров с рабочими. Однако и без него они, как и Трещенков, были в курсе его встреч в эти дни с выборными не только в своей канцелярии, но и на многих приисках, где он собирал рабочих группами и целыми собраниями. Но желаемых результатов так и не добился, горняки и не хотели слушать о выходе на работы. Хотя находились в толпах люди, призывавшие к возобновлению работы шахт, но таковых сразу обрывали, а больше с руганью на них накидывалась основная масса рабочих, отчего те сразу замолкали и отходили в сторону.
В кабинете Теппан с Преображенским, горным исправником Галкиным и
