Альманах «Подвиг» - Ночные окна. Похищение из сарая
Зато Левонидзе нашел в ванной два бокала и полупустую бутылку шампанского. А Волков-Сухоруков — курительную трубку под креслом. Чему оба очень обрадовались. И сделали соответствующие выводы.
— Она кого-то ждала, дождалась, пила с ним шампань, читала вслух любимый роман, а потом… потом он ее убил, — сказал Волков-Сухоруков. И добавил: — А трубку забыл, она закатилась под кресло.
— Трубка принадлежит Тарасевичу, — заметил Георгий. — Это факт.
— А не кажется ли вам, господа, что преступник нарочно подбрасывает нам всякие явные улики? — задал вопрос я. — То нож с инкрустированной ручкой в бельевом шкафу Олжаса, то трубка? Слишком уж все просто. Даже смехотворно как-то. И каким образом он мог убить Ларису Сергеевну? Следов удушения и ножевых ранений нет. И почему она читала именно этот роман? Вот в чем вопрос.
— Он отравил ее, — высказал предположение Георгий. — Как Анну Каренину.
— Анна Каренина бросилась под поезд, — напомнил я. — Катерина Островского — с обрыва, а Муму утопили. Но это детали. Хотя насчет яда ты, возможно, прав. Нужна экспертиза. Вскрытие покажет. Но вероятно, что Лариса Сергеевна отравилась сама.
— Чем? — спросил Георгий. — Должен остаться пузырек или упаковка.
— Она могла принять, допустим, нечто, действующее не сразу. А упаковку из-под таблеток выбросить, спустить в унитаз, — ответил я.
Волков-Сухоруков с раздражением посмотрел на молчаливо застывшего Бижуцкого и сунул себе по ошибке в рот трубку Тарасевича.
— Ну а вы-то, вы, заходили в эту комнату? — рявкнул он, обращаясь к Б.Б.Б.
— Ежели бы заходил, то непременно бы оставил где-нибудь на стене надпись: «Врата ада», — невозмутимо отозвался Борис Брунович. — Я теперь всегда так делаю, когда натыкаюсь на чей-то труп. После моего пребывания в доме Гуревича…
— Заткнитесь! — вновь рявкнул сыщик, обрывая его. — Не мешайте мне думать!
— Было бы чем… — тихо проговорил Бижуцкий.
Мы все помолчали, потому что сказать в общем-то было нечего.
— И все-таки нужно допросить Тарасевича, — «родил» наконец мысль Волков-Сухоруков. Он сунул в зубы вторую трубку, на сей раз, собственную, и чертыхнулся.
— Тем более что он тут рядом, через номер, — поддержал его Левонидзе. — Не проглоти улику!
— А мне кажется, что нам надо бы заглянуть к Елене Стаховой, — сказал я. Судьба путаны вызывала у меня почему-то беспокойство.
— Что, думаете, и ее тоже — того? — спросил Волков-Сухоруков и многозначительно кивнул на актрису с «Анной Карениной» на коленях.
Я пожал плечами.
— Пока что он убивает женщин, — согласился Георгий, вынимая из входной двери ключ. — Мы запрем Ларису Сергеевну здесь. До приезда местной милиции. Но сообщать пока никому не будем. Потому что у нас есть, слава богу, свой представитель следственных органов.
— Так, так! — важно кивнул Волков-Сухоруков, дымя теперь черт знает какой трубкой.
— …и найдем преступника или преступников сами, — заключил Левонидзе. — Но заглянем не только к Стаховой, а и к Заре Магометовне. Если не возражаете.
Возражений не последовало. Волков-Сухоруков на всякий случай вытащил из кобуры пистолет. А Бижуцкий, указав пальцем на Харченко, спросил:
— Вы не боитесь, что она куда-нибудь денется?
— Куда? — несколько ошарашенно спросил фээсбэшник. — Под поезд, что ли, бросится?.. Вы уж совсем с глюками!
— Ну… мало ли. Исчезнет. Украдут, — гнул свое Борис Брунович.
Левонидзе молча и решительно вытолкал его вон из комнаты. Подождав, пока покинули помещение и мы, он запер дверь. А ключ положил в карман.
— Я «им» украду! — пробормотал он со свирепым выражением лица.
У него тоже, судя по всему, нервы были на пределе. Все эти происшествия и убийства кого угодно могли вывести из себя. Но только не таких людей, как Бижуцкий. Он начал насвистывать веселый мотивчик, поднимаясь вслед за нами на третий этаж.
— Слушай, отстань по-хорошему, — обратился к нему Волков-Сухоруков. — А то ведь пристрелю ненароком и в лесу прикопаю.
Угроза подействовала. Борис Брунович решил ненадолго «отстать». Правда, метров на десять, не более. А мы постучались в дверь к Заре Магометовне. Поскольку никто не отвечал, решились войти. Должно быть, напоминая стайку глупых гусей с замыкающим — Бижуцким, в малиновом пижамном «оперенье». Комната оказалась пуста. Волков-Сухоруков сунул свою клешню под одеяло.
— Постель еще теплая, — глубокомысленно изрек он.
— Она вообще женщина южная, горячая, — заметил Георгий. — Кровь с кипятком.
— А ты откуда знаешь? — спросил я.
— Знаю… и все! — смущенно отозвался он.
— «Кровь», говорите? С кипятком? — произнес у двери Бижуцкий, не решаясь войти. — Я видел у Гуревича сосуд с кипящей кровью, он разбавлял ею глинтвейн, когда…
— Убью, — погрозил ему пистолетом Волков-Сухоруков.
Во время наступившей паузы я заметил возле кресла сандаловую трость. Взял ее и протянул фээсбэшнику.
— Еще одна улика, — обрадовался он.
— Да, но на сей раз нет самого трупа, — подсказал я.
— Это вдвойне странно, — добавил Левонидзе. — Вернее, не то странно, что трупа нет, а то, что есть трость Тарасевича. Вместо Зары Магометовны. Словом… надо искать! — Он совсем запутался в своих мыслях, так и не объяснив, что надо искать в первую очередь: труп поэтессы или очередную улику, подбрасываемую нам неутомимым и сверхизобретательным злодеем?
— Физики шутят, — промолвил у двери Бижуцкий.
— Будем «брать» Тарасевича! — решительно произнес Волков-Сухоруков. — Очень опасный человек, чувствую.
— Но давайте вначале все-таки заглянем в комнату к Лене Стаховой, — предложил я. — Это рядом, вторая дверь по коридору.
Мы вышли из одной комнаты и пошли к другой. Волков-Сухоруков опирался на реквизированную улику. Я постучал в дверь. Вновь никто не ответил. Я повернул ручку и предложил всем войти. Левонидзе нащупал на стене выключатель. Под потолком зажглась люстра. И тут же в наши головы полетели — сначала подушка, затем туфли, зажигалка, сигареты, пепельница, бокалы и все, что только находилось рядом с кроватью и могло попасть под руку Елене Глебовне. Мишель Зубавин, лежащий рядом с ней, активно не помогал, но поддерживал смехом.
— Какого черта?! — прокричала путана. — Стучать надо, идиоты! Пошли вон отсюда!
— Мы стучались, — вяло стал оправдываться Левонидзе. Его пиджак был залит вином. Пепельница из керамопластика угодила в лоб Волкову-Сухорукову, но голова оказалась крепче. Туфли поймал я и поставил на пол. Бижуцкий не пострадал. Мы все начали пятиться назад, к двери.
