Изгой - Алиса Бодлер
Я оказывался в обратной ситуации множество раз, но сам никогда не попадал в чей-то лист блокировки. Неужели, построив дурацкий квест в качестве спускового крючка, посвятив меня в десяток баек и подарив коробку с игрушками, Джереми считал свою миссию выполненной? Перестал чувствовать вину перед Реймондом, забыл о своей гиперфиксации на моей детской галлюцинации и испарился при первом же удобном случае, перестав докучать мне попытками набиться в родственники?
Или же именно к этому я и подталкивал его сам все это время?
В этой ситуации невозможно было мыслить рационально. В конце концов, я был достаточно взрослым парнем, но теперь чувствовал себя обманутым ребенком на детской площадке. Мне купили абсолютно все, что я попросил, покатали на всех качелях, но «чего-то особенного» так и не дали. Даже этот чертов короб не помог! Не знаю, что я должен был найти для того, чтобы полностью удовлетвориться. Чью-то отрезанную голову? Я ведь так любил искать негатив и подсмысл там, где их не было и в помине!
Я продолжал думать. Откровенно говоря, теория о том, что мистер О вломился ко мне в комнату и подложил в коробку плеер, не терпела никакой критики. И с учетом того, что консьержка его побаивалась, – тоже. Короб стоял ровно на том месте, где я его оставил, да и мое последнее сообщение оставалось непрочитанным. О задаче, которую мне поручили на производстве только сегодня, он не мог узнать даже через Боба. Босс интересовался некоторыми этапами и деталями процесса, но такие мелочи ему были чужды.
Значит, можно было допустить, что этот гаджет не имел никакого отношения к проекту по Фредди и существовал абсолютно автономно. Но, как такая штука могла быть связана с настолько далеким прошлым? Если в этой машинке и было что-то важное, то оно определенно скрывалось на кассетах.
Хотел ли я ознакомиться с чем-то этим? Ответить даже самому себе мне было трудно.
Тем не менее, как я понимал из логики Джереми, этот плеер теперь принадлежал мне, и бесполезную, на мой взгляд, в современном быту вещицу вполне можно было пустить в дело. Правда, для этого все же требовалось проверить кассеты: пустыми они были или же нет, отдавать их звукарю, не ознакомившись с записями самостоятельно, было глупо.
Повертев плеер в руках, я нашел целых два разъема для наушников. Сбоку, как мне удалось понять, была кнопка для старта проигрывания (правда, на этой старенькой модели она называлась «listen»), регуляторы громкости и клавиши для перемотки. Больше всего внимания привлекала оранжевая клавиша с подписью «НОТ LINE», но неоднократное нажатие на нее ни к чему не приводило. Должно быть, время лишило ее изначального функционала. Когда я открыл крышку, собираясь проверить состояние музыкальной коробочки изнутри, то обнаружил там еще одну кассету, шестую по счету. Однако в ее настоящем порядковом номере мне приходилось сомневаться, потому как на белой этикетке, что была как бы вклеена в корпус, сияла цифра «1», нанесенная на поверхность красным маркером когда-то очень давно.
На мгновение отложив от себя артефакт, я прошел в небольшое пространство у входной двери, служившее мне прихожей. Внимательно осмотрев карманы всех своих курток, я обнаружил дешевенькую пару проводных наушников, которую однажды одолжил у Рика для того, чтобы провести рабочий звонок на ходу.
К моему удивлению, их разъем совпал с любым из тех, что предлагался к использованию в плеере на выбор. Я подключил провод к коробочке и приготовился к прослушиванию.
«Двадцать пятое сентября тысяча девятьсот девяносто первого года. Пациент – Джереми Томас Бодрийяр, двадцать два года. Лечащий врач – Саманта Боулз. Диагноз: пока не установлен. Текущий установленный статус заболевания: также пока не установлен. Срок пребывания в диспансере: один день»
Я поспешил нажать на паузу, почувствовав, что та самая «отрезанная голова» в подарке от Оуэна все же присутствовала.
Комментарий доктора Константина теперь имел под собой вполне реальное обоснование. Я ни на секунду не сомневался в том, что эти кассеты были копиями, выданными пациенту по особому запросу. Оригиналы пылились в обилии картонных коробок на задворках архива городского пнд.
Но зачем же мой бывший лечащий врач слушал их, если так неохотно выдавал мне даже не конфиденциальную информацию из карточки Джереми? Что он искал в этой болезненной форме исповеди и, главное, с какой целью?
Не потому ли, что хотел однажды использовать это против меня?
Дрожащими пальцами я вернул кнопку «listen» в исходное положение.
«Доктор Боулз: Добрый вечер, Джереми. Меня зовут Саманта.
Джереми: (с усмешкой) Добрый. Вообще-то я слышал. Вы ведь только что записали краткое досье, при мне.
Доктор Боулз: И вправду. Ты очень прямолинейный молодой человек, верно?
Джереми: В зависимости от того, что вы вкладываете в это понятие.
Доктор Боулз: Что ж, я имею в виду довольно конкретный случай. Ты ведь знаешь, что очень пугал маму в течение последних нескольких дней?
Джереми: Не то чтобы это происходило намеренно.
Доктор Боулз: Объясни, пожалуйста. Мне очень интересно.
Джереми: Я бы сказал, что мое так называемое существующее «я» постепенно стирается, уступая место вторичному ощущению личности. То есть теперь преобладает побочное «я». Со временем становится понятно, что его реальность важнее моей.
Доктор Боулз: (записывает) Так, значит, именно этот человек, как ты сказал миссис Бодрийяр, повесился? Он, а не ты?
Джереми: Это был я. Но вы все равно не поймете».
Его голос был значительно моложе, выше, но неизменно насмешливая, слегка елейная интонация по-прежнему узнавалась, очевидно, передаваясь его более старшей версии через года.
Юному Оуэну, пребывающему в условиях содержания психоневрологического диспансера, было столько же лет, сколько и мне сейчас. Был ли этот возраст ключевым для обрамления воспоминаний в четкие, понятные иллюстрации?
«Доктор Боулз: Я очень постараюсь.
Джереми: Его зовут Герман. Герман Бодрийяр.
Доктор Боулз: Ты решил дать ему свою фамилию?
Джереми: (смеется) Боже упаси. Конечно же, нет. Он действительно существовал и жил двумя столетиями ранее.
Доктор Боулз: То есть Герман – это твой предок?
Джереми: Абсолютно точно. И он, действительно, покончил с собой. Вы можете спросить у моей матери, она это подтвердит.
Доктор Боулз: (записывает) Я обязательно сделаю это. Знаешь, Джереми, знать свою историю – очень важно и полезно. Однако я все еще не понимаю, как ты связываешь себя с ним.
Джереми: (пространственно) Это…
