Прощальный поклон ковбоя - Стив Хокенсмит
Чтобы понять все это, Старому хватило взгляда на посиневшие пальцы Моррисона – теперь до меня тоже дошло, что он был связан несколько часов, – и слой пыли на полу почтового вагона. Мне же эти факты нужно было сунуть кулаком в лицо.
Впрочем, расстраиваться по поводу собственной слабости в дедукции было некогда. Сейчас предстояло понять нечто более важное: как выжить в ближайшие минуты.
Барсон, Уэлш и Кип сгрудились в середине кабины лицом к рычагам управления и к мисс Кавео – с растрепанными волосами, пятнами на платье и синяком слева от подбородка, о котором кому-то предстояло горько пожалеть. Однако она держалась так прямо и смотрела так уверенно, как будто езда на угнанных паровозах – ее милое хобби, вроде участия в маршах суфражисток, хорового пения и велосипедных прогулок по полям.
Напротив, мужчина в рабочем комбинезоне, скорчившийся у рычагов, трясся от страха, выпучив глаза, которые торчали, как два бейсбольных мяча на почерневшем от сажи лице. Локхарт распластался на куче угля в тендере, и, хотя Барсон и Кип смотрели на леди, их кольты по-прежнему были нацелены на старого пинкертона. Уэлш же наставил сестру Тетушки Полли – Вирджи – на мисс Кавео. Блестящий револьвер потускнел от темных брызг крови Милфорда Моррисона.
Мне не удалось бы убить Барсона, Уэлша и Кипа, чтобы кто-то из них не выстрелил. Можно было пожертвовать мисс Кавео или Локхартом. Или же избрать трудный путь, путь служителя закона – и пожертвовать собой.
– Всем стоять! – крикнул я. – Вы у меня на мушке!
– Ну наконец-то, – буркнул Локхарт.
– Право же, мистер Амлингмайер, мне уже казалось, что пора запускать сигнальную ракету, – добавила мисс Кавео.
Но настроения обмениваться шутками с дамой у меня сейчас не было.
– Без фокусов, – предупредил я, щурясь на Барсона, Уэлша и Кипа. Я надеялся, что мой прищур выглядит угрожающе, хотя объяснялся он просто: от бьющего в лицо ветра и дыма глаза слезились, как от лукового сока. – Опустите оружие и положите на пол.
Кип посмотрел на Барсона. Барсон посмотрел на меня. Уэлш не сводил глаз с мисс Кавео. Но ни один из них не опустил револьвер.
– Нет. Думаю, это тебе лучше разоружиться. – Барсон говорил спокойно и добродушно, и даже с двадцати футов я разглядел искры веселья в его пронзительно-голубых глазах. – Неприятно говорить, но в противном случае Оги прострелит голову твоей подружке. А я знаю, что ты этого не хочешь.
– Ты прав, не хочу. – Я слегка сдвинул руку, направив револьвер прямо в улыбающуюся физиономию красавчика. – И потому убью тебя – да-да, Барсон, тебя, – ровно через три секунды, если твой напарник не опустит револьвер. Один, два…
Я считал быстро, чтобы не дать Барсону – и себе тоже – времени подумать. Бандит не знал, выстрелю ли я, да и сам я тоже не знал, но в конечном счете рисковал больше всех он.
– Ладно, ладно! – выпалил Барсон, потеряв наконец невозмутимое хладнокровие. – Делай, как он говорит, Оги.
Уэлш злобно выругался, но все же опустил Тетушку Вирджи, а потом оглянулся на меня через широкое плечо, и ненависть читалась на жестоком, поросшем щетиной лице налетчика так же ясно, как надпись над дверью склепа.
– Для начала неплохо, – заметил я. – А теперь оружие на пол.
– Конечно-конечно, – поддакнул Барсон, и Кип с Уэлшем начали медленно опускать револьверы.
– Мисс, – сказал я, – почему бы вам не отойти?..
Я бросил лишь мимолетный взгляд на мисс Кавео, но этого Барсону хватило, чтобы воспользоваться моментом. Он крутанулся на месте, поднимая свой «миротворец», и одновременно шагнул назад и прижал машиниста к себе. Раздался выстрел, пуля глухо ударила в стенку почтового вагона где-то подо мной. Не то от отдачи, не то от толчка будущего живого щита, Барсон вдруг качнулся назад и надавил спиной на красный рычаг, торчавший среди циферблатов и клапанов.
Я упал на живот, и над головой у меня просвистело несколько пуль. Уже лежа, я почувствовал, что тряска вагона перерастает в яростную скачку необъезженного жеребца. Ветер в ушах свистел все громче и набрал такую силу, что я начал опасаться, не сорвет ли меня с крыши.
Рискнув приподнять голову, я увидел далекие утесы слева и опасно близкую скалу справа. Поезд летел вдоль борта ущелья со скоростью, которая была бы небезопасной даже на равнинах Канзаса.
Барсона угораздило налететь спиной на регулятор[25].
Поезд вошел в вираж, и я едва не соскользнул с крыши, как блин с намасленной сковородки. Неожиданно раздался металлический лязг, за которым последовали истошный вопль, глухой удар и жуткий хруст. Кто-то упал с паровоза – и превратился в месиво под бешено вращающимися колесами.
Время прятаться прошло. Как только пути выпрямились, а с ними и поезд, я выпрямился тоже – с Тетушкой Полли наготове.
В меня никто не стрелял; мало того, меня даже не заметили. Машинист и не мог ничего заметить: его скрюченное тело лежало на полу, а остатки головы разбросало выстрелом по всей кабине. Рядом боролись Локхарт и Уэлш, соревнуясь, кто первым дотянется до Тетушки Вирджи, а мисс Кавео отбивалась от Кипа лопатой кочегара, сопляк же, тяжело дыша и ругаясь, размахивал, очевидно, опустевшим кольтом как молотком.
Барсон исчез.
Я не мог стрелять ни в Уэлша, ни в Кипа, не рискуя попасть в Локхарта или мисс Кавео, поэтому на Тетушку Полли уповать не приходилось. Вся надежда была на меня. Однако, уже собираясь прыгнуть и вступить в схватку, я увидел впереди нечто такое, что едва не выпрыгнул из собственной шкуры.
Ярдах в двухстах впереди рельсы изгибались вокруг скалы так круто, что казалось, будто это не поворот, а конец пути. Любой машинист перед таким виражом нажал бы на тормоза, сбросил пар и скрестил пальцы – а мы летели на полной скорости.
Даже успей я нажать на тормоз – при условии, что сумел бы найти его в оставшиеся секунды, – было бы уже поздно. «Тихоокеанскому экспрессу», созданному для рельсов, предстояло отправиться в свой первый полет.
– Мы сейчас разобьемся! Прыгайте все! – крикнул я и тут же последовал собственному совету – только прыгнул не в сторону, а вниз, в тендер.
Это напоминало прыжок в стог с кучей кирпичей внутри. Несмотря на пронзившую спину боль, мне удалось быстро съехать по черной горе угля и направить Тетушку Полли на голову Уэлша – как раз когда тот упер Вирджи в бок Локхарта и спустил курок.
Моя пуля продырявила Уэлшу лоб над правым глазом.
Сыщик и бандит упали одновременно, сплетясь, словно две половинки одного тела, которое внезапно покинула жизнь.
– Оги! – вскричал Кип, отшвырнул револьвер и бросился к Уэлшу.
Я присел рядом, надеясь, что Локхарт еще дышит. Но чуда, как бывает в грошовых детективах, не произошло. У старого пинкертона не оказалось в кармане Библии, которая остановила бы пулю. Я не дождался ни последних слов о том, что надо держаться и спасти леди, ни лихого подмигивания перед лицом смерти. Старина Берл Локхарт был просто мертв.
– Спасайся, парень! – крикнул я Кипу, поднимаясь. – Надо прыгать! Прямо сейчас!
Но тот не слушал. Он пытался высвободить Тетушку Вирджи из руки Уэлша. По лицу разносчика струились слезы, и он тщетно дергал мертвые пальцы, сжавшиеся в смертельной хватке.
Меня тронули за левую руку, и, повернувшись, я увидел рядом мисс Кавео.
– В какую сторону? – спросила она.
Справа от путей всего футах в шести неслась мимо отвесная скала. Слева не было ничего, даже земли, насколько можно было разглядеть из поезда.
Мгновенная смерть с одной стороны, с другой – не такая мгновенная. Я выбрал второе. А кто поступил бы иначе?
– Доверьтесь мне, – сказал я, когда мы, взявшись за руки, шагнули к двери кабины. – Мне кажется, у меня уже начинает получаться.
Мы прыгнули вместе, и вместе полетели вниз. Последнее, что я помню перед ударом и наступившей темнотой, – пальцы Дианы, переплетенные с моими.
Глава тридцать восьмая. Мисс Корвус, или Я знакомлюсь со старым
