Александр Казарновский - Поле боя при лунном свете
– Рувен! Слушай! Что же ты молчал?! Ты же, оказывается, герой!
Откуда он узнал? Проходит двадцать минут. Звонит Марик:
– Я всегда знал, что араба замочил ты, а не этот мароккака. Только русский мог такое сделать.
– А я не русский, я еврей.
– Да пошел ты…
Без десяти девять заявился Илан собственной персоной:
– Рувен, вы достойный потомок Маккавеев. Я горжусь знакомством с вами.
Интересно, почему они все трое ни сном, ни духом не поминают Шалома? Ну, с Мариком понятно – для него всякий, кто не говорит по-русски – марокканец, следовательно, не человек. А Шимон с Иланом? Неужели до них дошел слух только обо мне, а признание Шалома затерялось?
На сей раз ЕГО появление было особенно жутким. Свет померк. Зашевелилась бурая сухая земля, которая была видна из моего зарешеченного окна. И, вставши, он был весь покрыт этой землею, через которую проступали пятна тления. Таким я в детстве представлял себе Вия.
В канцелярии зазвонил телефон. Посторонний звук не спас меня. Труп никуда не исчез. Он медленно вырастал из земли, сжимая в черных пальцах автомат. Снова звонок. Еще звонок. Ну да, рав Элиэзер сейчас, должно быть, на уроке, а секретарша отошла куда-то. Опять звонок. По идее мне следовало подойти, но я не мог двинуться с места.
– Возьми трубку, – прошептал я Илану. Он с какой-то непонятной радостно-взволнованной готовностью побежал к темно-коричневой ДСП-шной двери, а я остался один на один с земляным чудовищем, которое всё росло и росло, направляя на меня «калаш». Я в ужасе взглянул на его лицо, на дырку во лбу и неожиданно ощутил ту самую боль, которая пронзила его, когда в этот лоб впилась моя пуля. И страх исчез. Он оказался несовместим с жалостью. Дуло «калаша» само собой опустилось. Да и сам террорист начал таять.
Дикие вопли окончательно разогнали видение. Мимо моей будочки мчалась орда десятиклассников. Их пейсики развевались на ветру. В ответ на свой вопль «Почему не на уроке?!» я услышал радостно-многоголосое «А у нас рав Ави не приехал!» Я усмехнулся. Меня всегда умиляло, что наши дети всех без исключения учителей, вне зависимости от предмета, кличут равами. Если Ави раввин, то я угол дома.
В этот момент Илан, вытаращив глаза, выскочил из учительской с криком:
– Теракт! Авраама Турджемана ранили!
Двери классов-эшкубитов пораспахивались. Все начали стягиваться к учительской. Скачками приближался рав Элиэзер. Трусили учителя. Следом ползли дети.
– Возле Перекрестка! В восемь двадцать пять! – выкрикивал Илан, как араб-продавец на базаре. – Ранение средней тяжести!
Не помог Турджеману бронежилет. А может, помог?
– Кто звонил? Кто звонил? – бормотал рав Элиэзер, вбегая в учительскую, куда я переместился заранее, как зритель, который, купив дешевый билет на двадцать пятый ряд, занимает свободное место на пятом.
– Из полиции! – прокричал Илан.
Рав Элиэзер бросился к телефону и набрал «звездочка сорок два» – возврат к тому, кто тебе звонил.
– Алло! Алло! Говорит директор ешивы тихонит «Шомрон». Вы только что звонили? Что случилось? Кто? Шустерман? Авраам Шустерман? Но он у нас не работает уже четыре года. И потом он Аарон, а не Авраам. Может, Турджеман?
Он положил трубку.
– Произошла ошибка! Ави Турджеман, будем надеяться, жив и здоров, хотя непонятно, почему он не приехал. Но вы, господин Мордехай, – при этих словах он повернулся к Илану – недорасслышали. Действительно ранен. Действительно на Перекрестке. И действительно в восемь двадцать пять. Только не Турджеман, а Шустерман. Странно, почему они позвонили нам. У нас действительно работал некто Шустерман, но, во-первых, это было три года назад, а во-вторых, его звали не Авраам, а Аарон.
– Но я ведь ясно слышал, что сказали «Турджеман»! – воскликнул Илан.
– Вы ошиблись, – мягко сказал рав Элиэзер. – Вы не расслышали.
Илан пожал плечами – дескать, с равом спорить не комильфо, но я всё же не сумасшедший.
– Ну что ж, – продолжил рав Элиэзер. – Всё равно случилась трагедия и, возможно, с человеком, которого некоторые из присутствующих знали. Будем за него молиться. А пока – все по классам.
В этот момент вновь зазвонил телефон.
– Снимите трубку, Рувен, – попросил рав Элиэзер.
– Ешива тихонит «Шомрон» слушает.
– С вами опять говорят из полиции, – раздался голос в трубке. – Извините, произошла полная путаница. Фамилия потерпевшего – Турджеман.
* * *Турджеман, Шустерман… Ну и бардак у нас в стране. Один чиновник одно имя называет, другой – другое.
Итак, возникла новая ситуация. Вчера вечером я считался героем, но сегодня, когда Ави покоится на операционном одре, мое вчерашнее выступление выглядит грязным самозванством. Поэтому я подманил пальчиком Илана и выдал прямым текстом:
– Значит, так. Всё, что говорилось вчера, забудь. Араба убил Ави.
Илан кивнул с понимающим видом.
* * *Вид у Гоши был тот еще. Из своего угла он поднял голову, печально взглянул на меня и снова уронил ее на лапы. Я огляделся. Нет, из дома мой песик сегодня не выходил. Но по комнате передвигался. На полу виднелись три уже подсыхающие лужицы – две темные и одна едко-желтая. У Гошки сегодня был дважды кровавый понос и один раз его вырвало. Я чуть ли не на руках выволок его из дому и буквально заставил немножко побродить со мной вокруг дома. Вернувшись, бросился звонить Инне.
– Попробуйте еще покормить, попоить его, – сказала она. – Будем считать, что сегодня последний шанс помочь организму. Понятно, что нужна операция, и понятно, что на фоне такого тяжелого состояния никакой операции он не выдержит. Если ему за завтрашний день станет лучше, поставлю капельницу и посмотрим, что делать. Но…
Она запнулась.
– Что «но»?
– Рувен, не исключено, что…
Гошенька мой!
Вздохнув, я перешел к искусственному кормлению и поению, при этом разодрал собаке шприцем губу, и на пол начала капать кровь. Он заплакал без слез и уполз в угол, а я сидел посреди комнаты со шприцом в руках, закрыв глаза и мечтая, что вот сейчас открою глаза, ко мне подскочит живой и здоровый Гошка и лизнет меня. Потом позвонил Шалому и договорился, что в моцаэй шабат он нас с Гошкой отвезет к Инне. Подумал, что хорошо бы, если бы меня там усыпили, а назад привезли здорового Гошку. Понял, что тихо свихиваюсь, и нужно срочно переключаться. Перед глазами всплыла Мишкина мордаха, и я, послушный видению, проковылял к телефону и набрал номер.
– Ой, папка, привет, как дела?
– Ничего, отдыхаю. Ребята разъехались.
– Пап, а ты смотрел «Патриот»? – и, не дожидаясь моего неизбежного «нет» – ой, пап, такой фильм прикольный!
