Поляк с поплавками - Анджей Загребельный
Вспомнил, что класса с седьмого меня постоянно взрослые подкалывали: «Анджух, ну давай проставляйся».
А вот на заводе-то я реально в первый раз и проставился перед расчетом. И проставился своим самогоном. Собрал тогда четыре пузыря свежего выгона с мятой и лимоном чуть настоянные. Сварил и напластал большой кусок мяса, яиц наварил и картохи в мундире, ну редиска, огурцы и лук с огорода. Лебедев, тогдашний мой наставник, так был мною горд перед другими мастерами-наставниками, что даже пригласил посидеть с мужиками.
Но мне было неинтересно. Проставился? Все довольны? Поэтому потихоньку и свалил в бухгалтерию за расчётом. Пачка «Мальборо» и красивая иностранная бутылка, в которую была залита « Розовка», сделали свое дело и меня рассчитали без проблем. Иногда, заезжая к бабке на завод в город и встречая знакомых «цеховых», встречал полное радушие и пожелания устраиваться к ним на постоянку.
К чему это я вспомнил? К проставам, естественно. Надо будет сэм, оставшийся в бочонке, увезти, иначе дед его добьёт. Что-то он ему весьма по вкусу пришёлся. А с десятилитрового бочонка, дай бог, литров пять и осталось. Как раз хватит.
Дядь Фёдор, несмотря на то, что в его «Волге» стояла хорошая магнитола с кассетами, любил попеть сам и поэтому всю дорогу орал песни Софии Ротару. От своих молдаван что ли подхватил? На гаишном посту на развилке Джубга-Архипо-Осиповка дядька Федор выскочил на три минуты, забежал на сам пост. И вышел оттуда с каким-то милиционером в обнимку. Фёдор достал из багажника ящик, закрытый газетами, и отдал гаишнику. Тот поболтал с Фёдором ещё пару минут, распрощался и схватил ящик. И тут же его скрючило и он, охнув, схватился за спину.
Мне стало интересно и я вылез посмотреть, что занятного происходит, и почему служивого так корёжит.
— Ох, продуло, дверь же говорил, закрывайте, — стонал милиционер, — бля, спину-то как прихватило.
Я молча схватил ящик. Кхе, а килограмм тридцать пять будет, минимум:
— Дядь Федор, товарищ капитан, куды нести-то?
— Ой, хлопец, оттащи вон в ту дверь под лестницей, скажешь там сержанту, шо ящик я передал.
Я кивнул и рысью бросился к двери. Хоть кости разомну. Молодой здоровый сержант без слов принял ящик и махнул мне головой. Я, потряхивая предплечьями, футбольным галопом засеменил к «Волге». Фёдор придерживал капитана за локоток и пытался его разогнуть.
— Дядь Фёдор, не трогай, только хуже делаешь, — посоветовал я соседу. Становилось веселее, и я решил хоть как-то помочь гаишнику, всё-таки на страже порядка стоит.
Достал из своего баула, аптечку с разогревающим. Довольно бесцеремонно загнул капитана на багажник и заголил на нем рубашку по пояс. Промассажировал поясничные, прошёлся по хребту, начал втирать мазь.
— Ох, ох, хорошо, хлопчик, давай посильнее! — верещал капитан, толкая багажник Волги.
Непонятно почему, Фёдор отошёл за машину и, закрывая рот рукой, лупил другой себя по коленям. Несколько проезжающих машин посигналили. Водила с КАМАЗа-дальнобоя показал через стекло большой палец. Блин, как не помочь такому человеку, вон у него сколько знакомых, сигналят и даже аплодируют.
— О, бляя!!! — взвыл капитан, — как, бля, трактором прошёлся, я аж звёзды увидел!
— Как сейчас спина? Разогнитесь, — посоветовал я.
— Ох, — разогнулся капитан, покрутил плечами, — а хорошо, дякую тебе, хлопец.
— Та ни без поваду, — ответил я на польском.
— Прям хорошо, ты массажист, что ли из санатория?
— Да нет, спасателем устроили, спортсмен-пловец. Теперь частенько ездить тут буду, — вдруг озарило меня, — Могу, когда время будет, заскочить спину глянуть, у вас мышцы забиты да солей куча.
Фёдор оттащил милиционера и что-то нашептал тому на ухо. Тот восхищенно покрутил головой. Краем уха услышал, что про деда моего говорили. Капитан попрощался с нами, и мы завернули направо на Архипку.
Ровно в шесть я был на спасательной станции возле домика администрации. Никого ещё не было. Семён говорил не опаздывать, но почему-то сам явился в шесть двадцать. Подъехал на жигулях-«тройке». Из салона выскочила девица и сразу побежала в медпункт. Семён лишь только кивнул мне и пошёл открывать здание администрации. Подошло ещё несколько человек, с интересом посматривающих на меня, но не делающих даже попытки познакомится или поговорить. Я так понимаю, ко мне не только настороженно относятся, но и с некоторой долей отчуждения. Друг с другом обнимаются, курят папироски возле урны, прихохатывают, на меня посматривают, сквозь зубы сплёвывают.
Одна отличительная особенность — все в тельняшках различной степени поношенности и чистоты. Мужики и парни, человек двенадцать, различных возрастов. Вышел Семён, провёл перекличку, отправил всех к медичке.
Девушка-медик с огромной копной секущихся и безобразно обесцвеченных волос, даже не взглянув на меня, перелистнула медкнижку, сделала запись, поставила свой медицинский штампик, выпроводила меня нахер. Вот и весь медосмотр. Потом мы зашли в небольшой зал, завешанный плакатиками про спасение и первую медицинскую помощь. Семён потыкал указкой в карту побережья, что-то пробормотал про погоду и волнение. Все расписались в двух журналах и свалили. Я тоже черкнул по образцу «матрос-спс» А.Загребельный, расписался и готов был свалить на первый пирс искать свою лодку. Ага, как же.
Мой старший лодочного наряда ещё не пришел. Видать, имел веские основания приходить позже всех. А Семён озадачил меня навести порядок в зале для совещаний, помыть полы, полить чахлый фикус и протереть везде пыль. Потом подмести возле здания администрации. А ещё недовольным тоном сказал, что нехрен тут ходить в футболках «Кисс», а надо достать тельняшку.
— Ну, так выдай, — борзанул я, хотелось нарваться на конфликт, чтобы меня выперли.
— Не выдай, а выдайТЕ. А внештатникам не положена форма, не хочешь искать тельняшку, вали, тебя здесь никто не держит.
Ага, хорошо. Надо, чтобы он кинулся на меня в драку и вообще отлично. Я стащил «Кисс» и, достав из баула старый, но чистый тельник, переоделся.
— Ну, так скажиТЕ где мне взять вёдра, тряпки и швабры? — начал я быковать на Семёна. Он хоть и крепкий с виду, но, мне кажется, всё-таки
