Пэм Муньос Райан - Эсперанса

Мама ничего не ответила, сохраняя спокойствие.

Они кивнули Абуэлите и, как обычно, ничего не сказали Эсперансе.

Взрослые начали разговор о банковских займах и вкладах. Все это показалось Эсперансе слишком сложным, и она слушала их рассеянно. С тех пор как умер отец, она не заходила в кабинет. Девочка осмотрелась: папин письменный стол и книги, мамина корзина для вязания с серебряными крючками, которые папа купил ей в Гвадалахаре, стол у входа, на котором лежали папины садовые ножницы, а за двойными дверями – папин сад. На письменном столе лежал ворох дядиных бумаг, а ведь у папы на столе всегда был порядок. Дядя Луис сидел в папином кресле, как в своем собственном. А потом Эсперанса заметила пряжку – папину пряжку на ремне дяди Луиса. Это было неправильно. Все было неправильно. Дядя Луис не должен был сидеть в папином кресле. Он не должен был надевать папину пряжку с клеймом ранчо на свой ремень! В который раз она вытерла слезы, бегущие по липу, но сейчас это были слезы негодования. Мама с бабушкой возмущенно переглянулись. Чувствовали ли они то же, что и она?

– Рамона, – сказал нотариус, – ваш супруг, Сиксто Ортега, оставил этот дом и все его содержимое вам и вашей дочери. Кроме того, вы будете ежегодно получать доход от виноградников. Как вы и сами знаете, здесь не принято оставлять землю женщинам, и, поскольку банк Луиса давал вашему мужу ссуды, Сиксто завещал землю ему.

– Это ставит нас в неловкое положение, – сказал дядя Луис. – Я президент банка и хотел бы жить соответственно занимаемой должности. Теперь, когда мне принадлежит эта прекрасная земля, я хотел бы купить у вас и дом. Вот за эту цену, за эту цену. – И он протянул маме клочок бумаги.

Мама посмотрела на дядю Луиса и сказала:

– Это наш дом. Мой муж хотел, чтобы мы в нем жили. К тому же дом стоит в двадцать раз больше, чем вы предлагаете! Нет, я его не продам. Да и где мы тогда будем жить?

– Я знал, что вы откажетесь, Рамона, – продолжал дядя Луис, – и нашел решение. А точнее – предложение. Предложение руки и сердца.

«О ком он говорит? – подумала Эсперанса. – Да кто за него пойдет?»

Дядя Луис прочистил горло.

– Разумеется, мы подождем, сколько положено, из уважения к памяти моего брата. Обычно это год, не так ли? Согласитесь, при вашей красоте и репутации и при моем положении в банке мы будем влиятельной парой. Хочу вам сказать, что и я подумываю о политической карьере. Собираюсь баллотироваться на пост губернатора. А какая женщина не захочет стать женой губернатора?

Эсперанса не верила своим ушам. Неужели мама выйдет за дядю Луиса? Выйдет за этого козла? Широко раскрытыми глазами она посмотрела сначала на него, а потом на маму.

Мамино лицо исказилось словно от нестерпимой боли. Она встала и заговорила медленно, взвешивая каждое слово:

– У меня нет никакого желания выходить за вас, Луис, ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Откровенно говоря, ваше предложение для меня оскорбительно.

Лицо дяди Луиса окаменело, на его тощей шее напряглись мышцы.

– Вы пожалеете о своем решении, Рамона. Помните, что этот дом и виноградники находятся на моей земле. Я могу усложнить вам жизнь, причем очень сильно. Даю вам время еще раз обдумать мое предложение, и это весьма великодушно с моей стороны!

Дядя Луис и дядя Марко надели шляпы и вышли.

Смущенный нотариус начал собирать документы.

– Стервятники! – воскликнула Абуэлита.

– Вы думаете, он может отобрать наш дом? – спросила мама.

– Да, – ответил нотариус, – согласно завещанию, он владеет землей, на которой ваш дом стоит.

– Но почему бы ему не построить себе другой дом – больше и шикарней – на любом участке этой земли? – сказала мама.

– Ему нужен не дом, – возразила бабушка, – ему нужны ты и твое положение в обществе. Здешние жители любили Сиксто, они тебя уважают. Если ты станешь его женой, Луис выиграет любые выборы.

Мама помрачнела. Она посмотрела на нотариуса и сказала:

– Пожалуйста, передайте Луису, что я никогда не изменю своего решения!

– Я передам, Рамона, но будьте осторожны, – предупредил ее нотариус. – Ему нельзя доверять. Он опасный человек.

С этими словами нотариус ушел, а мама упала в кресло, закрыла лицо руками и заплакала. Эсперанса подбежала к ней:

– Не плачь, мама! Все будет хорошо! – Но она и сама не верила своим словам, и они звучали неубедительно. Эсперанса могла думать только об одном: дядя Луис пригрозил маме, что она пожалеет о своем решении.

Тем же вечером Гортензия и Альфонсо сели вместе с мамой и бабушкой, чтобы обсудить возникшее положение. Эсперанса взволнованно ходила по комнате, а Мигель молчаливо наблюдал за ней.

– Хватит ли дохода от виноградников, чтобы содержать дом и платить слугам? – спросила мама.

– Возможно, – сказал Альфонсо.

– Тогда я остаюсь в своем доме, – заявила мама.

– У вас есть еще какие-нибудь сбережения? – спросил Альфонсо.

– У меня есть деньги в банке, – громко сказала Абуэлита. И добавила уже тише: – В банке Луиса.

– Он не позволит вам их забрать, – сказала Гортензия.

– Если нам понадобится помощь, мы сможем одолжить деньги у наших друзей, например у сеньора Родригеса, – заметила Эсперанса.

– Твои дяди очень могущественные и подлые люди, – сказал Альфонсо. – Они могут осложнить жизнь всем, кто попытается вам помочь. Не забывай, что один из них – банкир, а другой – мэр.

Разговор шел по кругу. В конце концов Эсперанса извинилась, вышла в папин сад и села на каменную скамью. Розы уже осыпались, обнажая похожие на виноградины плоды. Бабушка говорила, что эти плоды хранят воспоминания роз, и когда пьешь их отвар, то вбираешь в себя всю красоту, которую видел цветок. Эти розы видели папу, подумала Эсперанса. Завтра она попросит Гортензию заварить ей чай из их плодов.

Мигель нашел ее в саду и сел рядом. С тех пор как умер папа, он был очень предупредительным, но ни разу с ней не заговорил.

– Анса, – он назвал ее детским именем, – какая из роз твоя? – За последние годы голос Мигеля изменился, стал глубже. Она только сейчас поняла, как скучала по нему. От звука его голоса слезы навернулись у нее на глазах, но она сдержалась.

Эсперанса указала на маленькие розовые цветы на тонких стеблях, которые вились по шпалерам.

– А где мой цветок? – спросил Мигель, толкая ее локтем, как делал раньше, когда они были помладше и у них не было секретов друг от друга.

Эсперанса улыбнулась и указала ему на рыжий подсолнух, росший неподалеку. Когда они были маленькими, папа посадил для каждого по цветку.

– Что это все значит, Мигель?