Толчки - Марат Дроздов
Судьба бедного санитара-наркомана меня интересовала меньше всего. Выходные я провел весело и беззаботно, мечтая о том, как буду проводить время в компании говорливого Юры, вечно хмурящегося Каспера, молчаливого Андрея и никогда не унывающего Арчи. Перспективы мне тогда виделись весьма радужными.
Такими они мне казались ровно до того момента, когда я в понедельник не зашел в школу. Зайдя, я застыл в дверях. Я буквально опешил. На стене напротив входа была вывешена отпечатанная на ватмане фотография нашей с Дашей жертвы с черной ленточкой и подписью: «Покойся с миром…»
Это невозможно. Мне это снится. Мне это кажется, это нереально. Мы с Дашей просто шутили, мы же не всерьез! Надо мной в начальной школе тоже смеялись, но я же не выбрасываюсь из-за этого из окна? Я, понурив голову, пошел переодеваться.
В тот день школа просто бурлила. Все-таки не так часто ученики заканчивают жизнь самоубийством. Я с самого начала подумал, что он убил себя, но до конца в это не верил. И только когда нас с Дашей начали обвинять в его смерти, я, наконец, признался себе, что это произошло и по моей вине тоже. Радовало меня одно: в школе не было Коли. Вот он бы точно постарался на славу, если бы был тогда на занятиях. Из-за его обиды недельной давности, его желчные подколы были бы совсем невыносимыми.
Не отставали и учителя. Каждый уделял часть урока на то, какая у нас, подростков, уязвимая психика и что нам нужно быть аккуратнее друг с другом. Я их не слушал. Я вообще не чувствовал вины за то, что случилось с ним. Я понимал, что и моя рука тоже была приложена к его самоубийству. Но я же просто шутил! Тем более, что Даша занималась тем же самым. Больше того – если бы не она, то я бы вообще не стал что-то плохое ему делать. Так что если из нас двоих кто-то и виноват в смерти этого парня, то это Даша. Целиком и полностью.
Наша классная руководительница сказала, что он спрыгнул с крыши. Она даже сказала адрес: «Третья Городская улица, дом сорок семь». Это была трехлинейка. Совсем недалеко от центра города. Немудрено, что в школе так быстро узнали и даже его фотографию распечатали. Я вдруг ощутил жгучее желание сходить на эту крышу. Прыгать я, естественно, не собирался, просто какая-то часть моего существа меня настойчиво убеждала, что нужно туда сходить.
После занятий я, немного посомневавшись, пошел-таки на ту крышу. В том, что она будет открыта, я не сомневался. Он же вчера туда как-то попал. Я шел по трехлинейке, и мне вдруг вспоминалось, как я шел здесь с толчками после того, как они бились с японцами. Тогда прохожие нас сторонились, а сейчас люди, которые шли мне на встречу, на меня даже не смотрели. Я ошибся, когда подумал, что это был центр города. На самом деле от моей школы до дома номер двадцать семь по третьей городской улице было десять минут ходьбы.
В подъезде, в который я хотел попасть, почему-то была открыта дверь. Такая удача мне улыбалась не часто. И еще, к моему большому удивлению, в доме оказался лифт. Домов с лифтами в нашем городе было немного. На лестничной клетке последнего этажа была лестница, ведущая прямо на крышу. На половине лестницы была припаяна огромная рама, в которой была закреплена металлическая дверь. Сейчас дверь была распахнута настежь. Я, без раздумий, полез вверх по лестнице. Лезть было недолго, поэтому буквально через несколько секунд я оказался на воздухе. Оглядевшись по сторонам, я раскрыл глаза от удивления. На маленьком барьере, окаймлявшем крышу и высотой мне до пояса, сидел, свесив ноги в пустоту Каспер.
ll
Вот уж кого-кого, а Каспера здесь увидеть я не ожидал. Он сидел и задумчиво смотрел во двор.
– Привет, – окликнул его я.
Он медленно повернул голову ко мне. Взгляд у него был абсолютно стеклянный.
– А, это ты. Привет, – сказал он и снова посмотрел во двор.
Несколько секунд мы молчали.
– Это же твой одноклассник отсюда сиганул? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Здесь сегодня были менты. Что-то посмотрели, что-то пофоткали с философскими рожами и уехали. Даже дверь не закрыли.
– Твой отец этим занимается?
– Да нет, – ответил он просто. – Дело ведет кто-то помладше. Но, скорее всего, будет расследование, поспрашивают твоих одноклассников на тему этого висельника, а потом просто закинут на полку или спихнут на несчастный случай.
Его слова меня обнадежили.
– Все так просто? А как же общественный резонанс? – вспомнил я формулировку из телевизора.
Каспер отмахнулся:
– Ну, его папа не генерал, всем по боку.
Он сделал паузу.
– Я тут думал, по поводу этого парня, твоего одноклассника. Я навел справки – оказалось, у него были и мама и папа, оба прилично зарабатывали. Но он убился. Спрашивается – почему? У тебя есть оба родителя, в школе учишься и вроде бы нормально так учишься. Что не так? А я тебе скажу, что не так. Понимаешь, я размышлял, недавно, о жизни там, обо всем насущном. И вот чего надумал: от подростков, обычно, все отмахиваются, типа «Чего они в жизни понимают?». Те, кто это говорят, видимо, просто забыли, что они тоже когда-то были подростками. Они уже забыли, как в подростковом возрасте ощущается жизнь. Понимаешь, наши мысли, наши философствования на разные темы для взрослых – пшик. Для них наши проблемы мелкие. Микроскопические. Для них – это мелочь, а для нас это прямо беда. А вообще, по факту у нас такие же проблемы, что и у них. Наши проблемы – проекция тех, что возникает у них. В разном возрасте проблемы одинаковые: кто-то предал, кто-то подружился, кто-то признался в любви и ему сказали досвидос… Вот только мы попадаем в эти ситуации по неопытности, а они – потому что идиоты.
– Почему?
– Потому что главное, чем в споре козыряют старшие – жизненный опыт. Так если у тебя этого жизненного опыта навалом, почему
